— Да что с тобой сегодня такое, Сача? — покачал головой Поль, вытаскивая резиновые шлепанцы из-под кроватного матраса. — Сам же недавно туда их спрятал.
— Каспер, как же ты меня достал, — прошипел я под нос раздраженно, поднимаясь с кровати.
— Что, прости? — тут же откликнулся слухастый Поль.
— Говорю, с направлением, будь другом, меня сориентируй. А то че-т запарил я: где там находится его кабинет?
— Сача, ты что ли прикалываешься?
— Ага, угораю, — кивнул я Полю и вышел из павильона.
Глава 2
Первым, что бросилось мне в глаза, когда оказался в коридоре, стали здоровенные, под самый потолок, окна на противоположной выходу из павильона стороне, яркий солнечный свет из которых заливал здесь все и вся. Деревья за стеклом утопали в сочной, мясистой зелени, из чего я сделал вывод, что из китайской зимы вернулся в самый разгар французского лета.
Народу в длинном коридоре оказалось не очень много, но и пустынным назвать его не поворачивался язык. Несколько шумных компаний по три-четыре человека кучковались возле оконных подоконников, и еще примерно с десяток деловитых торопыг-одиночек куда-то спешили спереди и сзади в различных направлениях. Свернув, как было подсказано, направо, я легко влился в ряды последних и быстро зашагал в дальний конец.
Некоторые актеры в коридоре, как я, коротая перерыв в съемочном процессе, пребывали загримированными и в сценических костюмах. Однако большинство встречающихся мне по дороге французов все же были в повседневной одежде, которая из-за жаркого времени года в подавляющем большинстве случаев сводилась к легким платьям, майкам и шортам. Это я к тому, что в своих модных плавках и шлепках, и в сработанной под старину нательной сорочке я выглядел здесь вполне уместно, а вовсе не казался среди голоногого коридорного «планктона» белой вороной. Намотанная же вокруг больного горла шаль даже добавляла перчинку моему образу.
И кстати этот мой экстравагантный стиль произвел-таки на некоторых индивидов впечатление.
Когда я уже подходил к конечной цели своего стремительного марш-броска, из компании парней (старше меня лет на десять), кучкующихся у последнего коридорного окна, вдруг мне наперерез с распростертыми объятьями выскочил плечистый негр, с копной стянутых в узел стильных, белых, как снег, дред на башке (в майке-безрукавке и спортивных шортах), на целую голову выше меня ростом.
— О, лизун Катрин собственной персоной. Уж не ко мне ль в объятья ты, цыпленок, так спешишь? — нагло выдало мне этого белобрысое чмо.
— Спокойно, Маша, я Дубровский, — фыркнул я сразу обоим: и заслонившему дорогу верзиле, и паникеру в башке.
— Че?.. — удивился за обоих баскетболист.
На мое культурное:
— Отвали, гамадрил…
Он почему-то обиделся. И после того, как, раскачав при сближении маятник, я легко увернулся от его неуклюжего захвата, обломавшийся извращенец азартно кинулся за мной вдогонку.
— Ну-ка стоять, жопа шустрая. Я с утра…
Какой фигней там это чмо белобрысое с утра маялось дослушивать я не стал, и с разворота в полуприсяде резко зарядил хуком в печень почти догнавшему меня верзиле.
Не привычные к драке костяшки правого кулака тут же обожгло кипятком боли, но преследователю после моего акцентированного удара сделалось куда как хуже. Схватившись за правый бок, зашипевший от лютой боли афро-блондин сложился по полам и осел на корточки.
Но ответить ему я уже не успевал.
— Э-э, придурок, ты че с Паулем сделал?..
— Пауль, дорогой, что с тобой?..
— А ну стоять, ты!.. Как там тебя?.. — наперебой загалдели трое приятелей извращенца, дружно подрываясь на подмогу болезному.
Дожидаться мести этой троицы я, разумеется, не стал и, метнувшись к двери с пафосной табличкой:
Без стука ворвался в кабинет и захлопнул дверь перед разъяренными рожами преследователей.
Не ломануться следом за мной в директорскую дверь у гоп-компании хватило ума. И праведный гнев Жан-Люка за вероломное вторжение в его вотчину целиком обрушился на мою единственную голову.