Де Санглен Яков Иванович - рыцарь при императорском дворе (СИ)

- Пойдёмте, господа, - сказал Уваров, - мне велено поднять (на катофалок) тело императора.

Мы подошли к опочивальне, у дверей которой стояли два часовых Семеновского полка. Мы вошли...

...Тело (опочившаго государя) окоченело. Я не мог удержаться от слез, произнёс про себя тихую молитву и поцеловал руку скончавшегося венценосца... и выбежал из комнаты.

На лестнице встретил я особ, назначенных для поднятия тела, вместе с докторами.

В 10 часов утра, явился я в Зимний дворец. Здесь все залы были почти наполнены военными и гражданскими чиновниками. В первой зале ходили рука об руку Аркадий Алексеевич Столыпин с Сперанским, которого тут увидел в первый раз. Среди залы, несколько офицеров изъявляли радость свою, что будут по-старому носить фраки и круглые шляпы. Я вошёл во вторую залу. Здесь сидел у камина гр. Н. А. Зубов, перед ним стоял кн. Яшвиль... я отвернулся, ушёл назад в первую залу и увидел стоящего в дверях великого князя Константина Павловича, с лорнетом в руках, устремившего взор на сидящих около камина; как будто про себя, но громко сказал он: "я всех их повесил бы". С сим словом, воротился он в первую залу, а я за ним. Здесь уже начали приводить к присяге, и все друг за другом подписывались. Вдруг шум и говор утихли, генерал Уваров расчищал дорогу для шедшего за ним наследника. Новый император шёл медленно, колена его как будто подгибались, волосы на голове были распущены, глаза заплаканы, смотрел прямо перед собою, редко наклонял голову, как будто кланялся; вся поступь его, осанка, изображали человека, удручённого горестию и растерзанного неожиданным ударом рока. . . . . . . . . . . . . Среди общей радости всех сословий, один Александр был печален. . . . . . вид огорчённого императора-сына приобрёл ему сердца всех.

По окончании присяги все разошлись.

***

О высылке Сперанского

Балашов уединился со Сперанским в кабинете. Двери кабинета часто растворялись людьми, которые выносили чемоданы и проч., а потому видно было, что жгли в камине бумаги.

Один раз, лакеи слишком растворили дверь; я не удержался и сказал:

- Попросите Михаила Михайловича, чтобы поменее бумаг жгли, здесь становится невыносимо жарко...

Сперанский и Балашов молча ходили по комнате. Вдруг Сперанский остановился, сказав: "Мы забыли, Александр Дмитриевич, взять из кабинета другой портфель?"

Балашов: Распечатайте, Яков Иванович!

Я стоял неподвижно.

Балашов: Что же? я вас просил распечатать.

- Два раза запечатать и распечатать я права не имею.

Балашов указал Шипулинскому жестом, и этот, посмотря на меня, распечатал. Балашов и Сперанский вошли в кабинет и притворили дверь. Чрез несколько время воротились оба, а Сперанский с ещё больше и туже первого набитым портфелем. Балашов, обратясь ко мне с насмешливою улыбкою, сказал: "извольте запечатать".

- Во второй раз, - отвечал я, - не смею.

Балашов пошёл провожать Сперанскаго, а я остался в зале. Балашов возвратился назад, и с гневным тоном сказал мне: "на что это похоже? Что подумает об вас Сперанский?"

- Я этого не знаю, ибо никогда не забочусь о том, что скажут люди, а что скажет моя совесть...

На другой день, в 12 часов утра, был я потребован к Государю, и принят был в большом кабинете.

- Расскажите мне подробно, что и как все было.

Я начал своё повествование, как уже подробно мною рассказано.

Но когда я рассказал, что после запечатания дверей, они были вновь распечатаны, чтобы вынести оттуда толсто набитый портфель, Государь, как будто, вышел из себя:

- Какой бездельник! Пётр I отрубил бы ему голову своеручно...

***

Два часовых стояли у дверей, которые офицер растворил.

- Что значат эти часовые? Что я под арестом, что ли?

- Так приказано, - отвечал он.

Я вышел в первую комнату, взял бумаги и написал следующее:

"По письму моему к императору, я просил добровольно предстать пред лицом его величества. Меня привезли. Со мной бумаги, писанные рукой императора Александра 1-го. Часовые стоят у дверей, как будто сторожат арестанта; следовательно и бумаги Александра под арестом. Прошу нас избавить от ареста и часовых удалить. Бежать, или выскочить из окна, мне не возможно; слишком высоко, и я ни к тому, ни к другому не способен. Часовых не нужно меня стеречь!

Яков де-Санглен"

На другое утро, явился офицер с коробом, в котором лежали: чайный прибор, фунт чаю, бутылка рому и булки. Расставив все, сказал мой офицер: "по приказанию императора, караула более нет".

Провёл дня два в скучном одиночестве. На третий день явился ко мне Потапов.

- Наряжена комиссия для допроса; будьте готовы к 11-ти часам.

...вокруг стола сидели трое генералов, а четвёртый стул был порожний.

Наконец встал гр. Чернышев

- Государь приказал, чтобы вы нам представили все акты и документы, которые у вас в руках.

- Крайне сожалею, что не могу исполнить этого приказания; оно противуречило бы письму моему, в котором я изъяснил, что готов одному царю их представить; царь не умирает, а придворные сменяются.

- Мы доверенные особы у государя.