Следует отметить, что общеиндоевропейский миф о происхождении первой человеческой пары из растений первоначально не имел солярной основы, однако, по мере превращения бога солнца в прародителя того или иного народа в восточной половине индоевропейского мира, «растительный» миф был включен в связанную с дневным светилом мифологию и приобрел солярные черты. Яркий пример «растительного» мифа мы видим на западе индоевропейского мира, где в Скандинавии первую человеческую пару зовут Аск и Эмбля, имена которых буквально значат Ясень и Ива. Следы «растительного» мифа прослеживаются и у Ману, другого сына Вивасвата и прародителя человечества в индийской традиции. Старшим сыном Ману и первым представителем Солнечной династии был Икшваку (др. инд. Iksvaku), само имя которого соотносится с санкр. iksu — «сахарный тростник»[365]. Таким образом, если не сам сын солнца, то, во всяком случае, его старший потомок оказывается связан с растительностью. Генетически родственный миф о тесной связи людей с растениями мы видим в Иране. В наиболее полном виде он был изложен в пятнадцатой главе «Бундахишна», восходящего к несохранившимся частям «Авесты». Согласно этому мифу, первый человек Гайомарт (буквально «живой смертный»), погубленный духом зла Ахриманом, перед смертью испустил семя, треть которого досталась богине земли Спандармад. В результате этого через сорок лет вырос ревень в виде одного ствола, а еще через пятнадцать лет растение превратилось в первую человеческую пару Машйа и Машйане (Мартйа и Мартйанг). «Они (выросли) таким образом, что их руки оставались на плечах (друг у друга), и один соединился с другим, и они стали одним телом и с одной внешностью. Талии их обоих срослись, и они стали одним телом, так что не (было) ясно, кто (из них) мужчина, а кто — женщина…» Впоследствии они превратились из образа растительного в образ человеческий. Первоначально люди признавали верховенство бога Ормазда, однако затем дух зла Ахриман пробрался в (их) мысли и осквернил эти мысли. Под влиянием сил тьмы они от непорочной жизни перешли к убийству животных и созданию основ материальной культуры. По истечении пятидесяти лет появилось желание иметь потомственно сначала у Машйа, а затем у Машйане, так что Машйа сказал Машйане: «Когда я вижу тебя, у меня возникает большое желание». Тогда Машйане сказала: «О брат Машйа, когда я вижу твое тело, то и в моем теле возникает желание». И тогда к ним пришло взаимное желание, и они его удовлетворили. У них через девять месяцев родилась двойня («пара»), мальчик и девочка. Из-за их привлекательности одного сожрала мать, а одного — отец. Тогда Ормазд лишил детей их привлекательности, чтобы родители воспитывали детей и дети выживали. От Машйа и Машйане произошло семь пар, мужчина и женщина, и каждый брат был мужем, а сестра — женой. От каждой из пар в течение пятидесяти лет рождались дети, а сами Машйа и Машйане умерли через сто лет[366]. Мы видим, что иранский миф во многом перекликается с восточнославянскими купальскими песнями, вплоть до ссоры брата и сестры, переосмысленной в некоторых отечественных вариантах в убийство сестры братом, не говоря уже про инцест. Единственное отличие славянского и иранского мифов заключается в том, что в последнем первая человеческая пара произошла из растения и лишь затем совершила инцест, а в отечественной традиции превратилась в растения после совершения инцеста. Как было показано, восприятие инцеста в качестве греха и превращение в цветы в наказание за его совершение представляют собой самую позднюю стадию переосмысления индоевропейского мифа в отечественной традиции. В этой связи стоит отметить, что в зороастрийской традиции само возникновение человечества оказывается результатом трех следующих друг за другом инцестов, исчерпывающих все возможные варианты его совершения: родителями Гайомарта считались небо и земля, ставшие впоследствии восприниматься как верховный бог Ахура Мазда и его дочь, богиня земли Спандармат[367]. Последняя, как было показано выше, от семени своего сына рожает брата и сестру, от инцеста которых и возникает не только все человечество, но и различные чудовища. В том, что и в славянской традиции речь первоначально шла не о последующем превращении, а о первоначальном возникновении первой человеческой пары из растительности, которая в ряде случаев могла заменяться деревьями или грибами, нас убеждают не только логика развития мифологического сюжета и индоевропейские параллели, но и уникальные данные болгарского фольклора: «По болгарским верованиям, первые мужчина и женщина произошли из грибов (область Монтана)»[368].
Наложение солярного мифа на еще более раннюю соотнесенность человека с дикорастущей растительностью мы видим в приведенном во второй главе плаче жены Дмитрия Донского, сравнивавшей своего умершего супруга не только с солнцем, но и с цветом. Об общеславянских истоках эволюционно накладывающихся друг на друга двух сравнений красноречиво свидетельствует сербская песня «Предраг и Ненад»: