Давший клятву

– Э-э… только не говори, что имеешь в виду твою…

– Нет. А ты что, ее себе представил? Ай-ай-ай, Каладин, ну и больное у тебя воображение.

Он вздохнул и кивком указал на моряков:

– А вот они ходят босиком. Заметила? Это как-то связано с медными линиями в палубе.

– Медь вибрирует, – сообщила Шаллан. – И они постоянно ее касаются. Я думаю, спрены могут как-то использовать ее для общения.

– Это бы объяснило, почему они мало разговаривают, – предположил Каладин. – Я ожидал, что они будут за нами наблюдать куда внимательнее. Похоже, мы их совсем не интересуем.

– И это странно, учитывая то, насколько интересна Азур.

– Погоди-ка. Только Азур?

– Да. В этом своем полированном нагруднике, с поразительной фигурой, с разговорами о поисках и странствиях по мирам. Она невыразимо загадочна.

– Это я загадочный.

– Раньше я так и считала. А потом выяснила, что ты не любишь хорошие каламбуры, – право слово, иной раз о человеке узнаешь слишком много.

Он крякнул:

– Постараюсь быть более загадочным. Займусь охотой за головами. – В желудке у него заурчало. – Наверное, начну с охоты на ужин.

Им обещали две трапезы в день, но, учитывая, сколько времени понадобилось Ико, чтобы вспомнить про воду, лучше спросить.

– Я пыталась измерить нашу скорость, – добавила Шаллан, пролистывая свой блокнот. Девушка просматривала страницу за страницей, и он видел, что наброски удивительным образом чередовались: мастерски исполненные сменялись до нелепости плохими.

Веденка пролистала альбом до карты этой части Шейдсмара, которую сама нарисовала. Алетийские реки теперь превратились в полуострова, а море Копий было островом, на его западной части располагался город Селебрант. Реки-полуострова означали, что кораблю, чтобы добраться до города, надо повернуть на запад. Путь судна был отмечен линией.

– Трудно оценить, но я предполагаю, что мы двигаемся быстрее, чем средний корабль в нашем мире. Тем более мы можем идти куда хотим, не беспокоясь о ветрах.

– Значит… еще два дня? – уточнил Каладин, разглядывая ее отметки.

– Более-менее. Продвигаемся быстро.

Он опустил пальцы к нижней части карты и спросил, постукивая по одной из ее отметок:

– Тайлен?

– Да. С этой стороны он будет на краю озера бусин. Можно предположить, что Клятвенные врата там окажутся платформой, как та, которую мы оставили в Холинаре. Но вот как их запустить…

– Я хочу попытаться. Шаллан, Далинар в опасности, и мы обязаны к нему попасть. Нам надо в Тайлен.

Девушка взглянула на Азур, которая настаивала, что это неверное направление.

– Каладин… я не знаю, можно ли доверять твоему видению. Опасно предполагать, что знаешь будущее…

– Я не видел будущего, – быстро возразил Каладин. – Все было по-другому. Я как будто летел по небу с Буреотцом. Просто я знаю… знаю, что мне надо к Далинару.

Шаллан все еще была настроена скептически. Возможно, он слишком эмоционально рассказал им о представлении, которое устроил смотритель маяка.

– Посмотрим, когда доберемся до Селебранта. – Девушка решительно закрыла альбом с картой и скривилась, осмотрев ограждение борта, к которому они прислонились. – Как думаешь, у них есть стулья? Эта изгородь не очень-то удобна.

– Полагаю, нет.

– А как вообще эта штука называется? – спросила Шаллан, постукивая по ограждению. – Палубная стена?

– Не сомневаюсь, они придумали какое-то непонятное морское словечко. На корабле у всего странные названия. Бакборт и штирборт вместо левого и правого борта. Камбуз вместо кухни. Досада вместо Шаллан.

– Я припоминаю одно слово… Парапет? Палубная ограда? Нет, фальшборт. Фальшборт – вот как это называется. – Она ухмыльнулась. – Уткнуться в фальшборт – досадное препятствие, но в конце концов я через него перемахну.

Он тихонько застонал:

– Точно?

– Это месть за то, что ты меня обзываешь.

– Обозвал. Всего один раз. И это была скорее констатация факта, чем объявление войны.

Она легонько ткнула его в плечо:

– Рада видеть, что ты улыбаешься.

– Это была улыбка?

– Каладиновская версия. В этом хмуром взгляде промелькнуло нечто веселое.

Внутри его что-то теплело, когда рядом была она. Все казалось правильным. Это было не так, как с Лараль, его мальчишеским увлечением. Или даже с Тарой, первой настоящей возлюбленной. Это было что-то другое, и он не мог определить что. Каладин лишь знал: он не хочет, чтобы оно прекращалось. Это отталкивало тьму.

– Там, на дне ущелий, – сказал он, – когда мы оба попали в ловушку, ты говорила о своей жизни. О… своем отце.

– Помню, – тихо подтвердила Шаллан. – Во тьме бури.

– Как ты это делаешь? Как ты продолжаешь улыбаться и смеяться? Как ты можешь не зацикливаться на ужасных вещах из прошлого?

– Я их прячу. У меня есть сверхъестественная способность заталкивать подальше все, о чем я не хочу думать. Хотя это… становится все труднее, но с большинством вещей я пока могу просто… – Она замолчала, устремив взгляд перед собой. – Ну вот. Нет ничего.

– Ух ты.

– Знаю, – прошептала она. – Я чокнутая.

– Нет. Нет, Шаллан! Я бы хотел так уметь.

Она посмотрела на него, сморщив лоб:

– Тогда ты чокнутый.