Жила в Сасуне старуха-ведунья. Был у старухи клочок земли, и на нем она сеяла просо. На старухином поле было видимо-невидимо куропаток, перепелов, воробьев. Вот как-то раз пошла старуха просо свое поглядеть, и что же она видит? Давид с соколом на руке на резвоногом коньке за птицами охотится, просо топчет.
— Давид! — сказала она. — Что ты делаешь? Ты мое просо вытоптал. Чтоб ты пропал! Неужто ты будешь сыт воробьями? Кой тебе прок от воробьиного мяса? Коли ты охотник, так иди в горы. Разве мало там оленей, диких баранов? Убивай и питайся их мясом.
— Нанэ! — молвил Давид. — Ну хорошо, поеду я в горы, а как я дикого барана убью? Нет у меня хорошего лука.
— А разве у славного отца твоего не было лука и стрел? — спросила старуха. — Возьми отцовский лук и стрелы и иди на охоту.
— А у кого хранятся отцовский лук и стрелы?
— Спроси у своей тетки, у жены Огана, — отвечала старуха.
Давид воротился домой и спросил:
— Тетя! Где отцовский лук и стрелы?
— Ей-богу, не знаю, — отвечала Сарья.
Давид к старухе пошел.
— Нанэ! — сказал он. — Не знает тетка, где отцовский лук и стрелы.
— Знает! — молвила старуха. — Знает, сынок, да только не сказывает. Возьми измором Сарью, и в конце концов она откроет тебе, где спрятаны отцовские стрелы и лук.
— Как же ее измором взять?
— Ступай раздроби камень, на огне накали и скажи Сарье: «Или съешь каменную эту крупу, или укажи, где отцовские стрелы и лук!»
Давид пришел домой, раздробил камень, каменную крупу на огне накалил, позвал Сарью и сказал:
— Тетя! Дай мне руку.
Давид был парень пригожий. Сарья-ханум давно на него заглядывалась. И сейчас она охотно протянула Давиду руку. Давид схватил ее руку и сказал:
— Говори: где отцовские стрелы и лук?
— Давид, ненаглядный ты мой, я знать не знаю, ведать не ведаю, про то знает твой дядя.
— И ты тоже знаешь, — не отставал от нее Давид. — Говори!
— Не скажу!
Взял Давид горсть раскаленной каменной крупы, высыпал ее Сарье на ладонь, сжал ей пальцы в кулак и сказал:
— Говори!
— Ой-ой-ой, Давид! — закричала Сарья. — Ой как жжет! Пусти, скажу!
Отпустил ее руку Давид, а Сарья:
— Не скажу!
Тогда он опять схватил ее руку, высыпал на ладонь каменную крупу, сжал ей пальцы в кулак.
— Ой-ой-ой, Давид! — закричала Сарья. — Скажу, скажу!.. Иди в сарай — там висят лук и стрелы твоего отца. Сходи за ними. Коль сумеешь натянуть тетиву, бери себе лук и ходи с ним на охоту, а коль не сумеешь, пускай лук висит там, где висел.
Принес Давид из сарая и стрелы и лук и в мгновение ока натянул тетиву. Подивилась Сарья.
— Мгер целый час мучился, прежде чем тетиву натянуть, — сказала она. — А ты только рукой шевельнул — и тетива уже натянулась. Ты сильнее отца, Давид. Возьми отцовский лук и отцовские стрелы — ты достойный сын своего отца!
Обрадовался Давид, взял отцовский лук со стрелами и пошел. И теперь он каждый день ходил на охоту.
Давид был юный красивый пахлеван. Жена Горлана Огана сохла по нем. Как-то раз не вытерпела она и сказала:
— Давид! Я хочу родить от тебя сына-богатыря.
Опешил Давид.
— Что ты, тетя? — сказал он. — Ты мне мать, я тебе сын.
Стала думать Сарья: «Как же мне быть?..»
Нагрела Сарья воды, унесла горячую воду в сарай, позвала Давида и попросила, чтоб он ей воду на голову лил.
Давид одной рукой воду льет, а другой рукой глаза закрывает, чтобы на нее не глядеть.
Вот вымыла Сарья голову, смотрит — Давид зажмурился. Распалилась на него гневом Сарья, заголосила, стала на себе волосы рвать, лицо себе в кровь расцарапала, пошла домой и села у себя в горнице.
Пришел Горлан Оган.
— Эй, жена! Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Как же не случиться! — отвечала Сарья. — Я думала, ты сына мне в дом привел, не знала я, что ты мужа мне в дом привел.
— Что ты говоришь, жена?
— Что есть, то и говорю. Я голову мыла в сарае. Давид ворвался, облапил меня — насилу-насилу вырвалась я от него и убежала.
— Коли так, — рассудил Горлан Оган, — мы на ночь дверь от него запрем — пусть убирается вон.
Вечером воротился Давид домой, глядь — двери на запоре.
— Дядя! — сказал Давид. — Я мог бы сейчас ударить ногой, и ты, и твоя жена вместе со всеми вашими запертыми дверьми провалились бы сквозь землю. Но я тебе мстить не стану: тебя, милый дядя, обманула блудница.
И пошел Давид к старухе — проситься переночевать у нее.
Горлан Оган всю ночь не спал, думу думал, а наутро сказал Сарье:
— Ты солгала мне, жена, изгнала ты из моего дома светоч сасунский.
А Давид переночевал у старухи, утром встал, на охоту пошел.
Видит: воронья стая кружит над старухиным просом и знай клюет его да клюет. «Как тут быть? — подумал Давид. — Пусть я даже одной стрелой двадцать ворон убью, другие-то улетят?..»
Вырвал он с корнем тополь, да как махнет им через поле — все вороньё вместе с просом смешал.
Пришла старуха на поле, глядит — ни одного колоска не осталось. И давай ладонями по коленям себя хлопать, и давай вопить:
— А, прах тебя возьми, Давид! Что ты со мной сделал?
— А что ж, по-твоему, нанэ? Я должен был смотреть, как вороньё твое просо клюет?