Давид Копперфильд. Том I

— Я хочу, Трот, — продолжала бабушка, — чтобы вы были не только физически, но и морально сильным, здоровым человеком. Физической силой и здоровьем бог вас не обидел, но вы должны быть у меня вообще молодцом: решительным, с твердой волей, — прибавила она, кивая своей головой в чепце и сжимая руки в кулак, — человеком с сильным характером, самостоятельным, который без основательной причины не подчиняется никому и ничему! Вот каким хочу я вас видеть, Трот! Таким, какими должны были бы быть ваши отец и мать, и тогда судьба их была бы совсем иная.

— Надеюсь, бабушка, осуществить ваши желания, — промолвил я.

— И вот для того, чтобы вы мало-помалу приучились быть самостоятельным и решительным, — добавила бабушка, — я и хочу вас отправить путешествовать одного. Сначала я думала было, что вы поедете с мистером Диком, но потом решила, что пусть лучше он остается дома и заботится обо мне.

В первую минуту мистер Дик, повидимому, огорчился, но, сейчас же сообразив, что ему оказывается великая честь заботиться о самой замечательной женщине на свете, снова просиял.

— К тому же, — заметила бабушка, — его мемуары…

— Да, конечно, Тротвуд, — торопясь, перебил бабушку мистер Дик, — я хочу их как можно скорее дописать; они действительно должны быть закончены. После чего, как вы знаете, они будут представлены куда следует, и тогда… — тут он остановился и довольно долго молчал, — заварится хорошая каша!.. — закончил он.

Бабушка не любила ничего откладывать в долгий ящик, и не успел я оглянуться, как она, снабдив меня туго набитым кошельком и чемоданом, отправила в путь-дорогу. Давая мне на прощанье кучу добрых советов и без конца целуя меня, бабушка сказала, что раз она видит цель моей поездки в том, чтобы я посмотрел на свет божий и расширил свой кругозор, мне необходимо по дороге в Суффолк или на обратном пути остановиться в Лондоне. Словом, в течение трех недель или даже целого месяца мне представлялась полнейшая свобода. Единственно, что от меня требовалось, — это внимательно осматриваться вокруг себя, размышлять о виденном да еще три раза в неделю правдиво писать о себе.

Я начал свое путешествие с того, что отправился в Кентербери, чтобы проститься с добрейшим доктором Стронгом, Агнессой и мистер Ункфильдом. Моя комната у них все еще оставалась за мной. Агнесса очень обрадовалась мне и заявила, что после моего отъезда их дом стал не похож на себя.

— Представьте, Агнесса, я тоже с тех пор, как уехал от вас, стал не похож на самого себя, — проговорил я. — Лишившись вас, я словно потерял правую руку… Но, впрочем, это неудачное сравнение, ибо правая рука ее в силах заменить ни головы, ни сердца. А каждый, кто имеет счастье знать вас, Агнесса, советуется с вами и слушает вас.

— А мне кажется, — улыбаясь ответила она, — что каждый, кто меня знает, балует меня и портит.

— Нет, нет! Все откосятся к вам так потому, что вы единственная в своем роде. Вы не похожи на других девушек. Вы такая добрая, такая кроткая, такого чудесного характера, и, к тому же, вы всегда правы.

— Вы превозносите меня так, точно я бывшая мисс Ларкинс, — мило расхохотавшись, проговорила Агнесса, берясь за работу.

— Ну, позвольте, Агнесса, это не хорошо так злоупотреблять моей откровенностью, — ответил я, краснея при воспоминании о моей голубой поработительнице. — Но я все-таки всегда по-прежнему буду с вами откровенен. Видно уж, с этой привычкой мне никогда не расстаться. И если вы позволите, то случится ли со мной горе, влюблюсь ли я, сейчас же скажу вам, — даже, когда всерьез влюблюсь.

— Да мне кажется, вы всегда всерьез влюбляетесь, — опять рассмеявшись, сказала Агнесса.

— Положим, тогда я был мальчишкой, школьником, — ответил я также со смехом, но вместе с тем немного смущенный. — Времена меняются, и не сегодня, так завтра, чувствую, я могу полюбить по-настоящему, всерьез. А вот меня удивляет, что вы до сих пор всерьез никого не полюбите.

Агнесса снова рассмеялась и покачала головой.

— О, я знаю, что вы не влюблены! — воскликнул я. — Вы, конечно, сказали бы мне об этом… или, — прибавил я, заметив, что она покраснела, — во всяком случае, дали бы мне возможность самому догадаться. Но, Агнесса, я не знаю пока никого, кто был достоин вашей любви. Предупреждаю: согласие свое я дам только в том случае, если встретится человек более благородного характера и вообще более достойный, чем все те, кого я здесь вижу. С сегодняшнего дня, Агнесса, я не спускаю глаз с ваших поклонников и, знайте, буду очень требователен к тому из них, кто завоюет ваше сердце.

И так мы продолжали болтать в полушутливом, полусерьезном тоне, столь привычном для нас при нашей долголетней дружбе, как вдруг Агнесса, подняв на меня глаза, заговорила совсем иным, серьезным тоном:

— Знаете, Тротвуд, я хочу спросить вас о том, о чем, быть может, не скоро еще представится случай поговорить с вами. Ни с кем другим я не решилась бы заговорить об этом. Не бросилось ли вам в глаза, что с моим папой за это время произошла какая-то перемена?