Давид Бек

Давид Бек, давно зная вздорный характер гостя, не только не обиделся на эти слова, но с юмором воспринял всю эту историю с невежливым псом. — Ты достаточно наказал этого негодника, князь, — сказал он и пригласил гостя сесть. — Теперь он поймет, как надо обращаться с батман-клычем персидского царя.

Лишь подойдя поближе к Беку, Баиндур заметил Агаси, который с удивлением смотрел на разыгравшуюся комедию.

— Этот откуда объявился? — спросил князь, с недоумением глядя на Агаси. — Должно быть, висельник какой-нибудь, уж непременно от виселицы спасся — порядочных людей в наши края нe заносит.

— Он мой земляк, — предупредил Давид Бек, боясь, как бы тот не устроил какой-нибудь скандал и с Агаси тоже.

— Готов отрезать себе пальцы, если он не с виселицы сбежал!

— Это смелый, толковый парень.

— То есть из тех, кто присвоил сандалии Иисуса Христа?..[56] По глазам видно. Не так ли? — Последний вопрос он адресовал самому Агаси.

Слова великана до такой степени оскорбили Агаси, что, несмотря на титул батман-клыч, данный персидским царем, он готов был вонзить кинжал в грудь князю и показать, что и с ним тоже шутки плохи. Но так как Давид Бек с уважением относился к этому человеку, Агаси сдержал гнев и ничего князю не ответил.

Баиндур сел рядом с Давидом на тахту. А домочадцы были заняты лежащим в обмороке псом. Один лил на него холодную воду, другой тянул за хвост, третий за ухо — одним словом, пускали в ход все известные им лечебные средства, чтобы привести собаку в чувство. Наконец, несчастный зверь встал и, пошатываясь, как пьяный, медленно побрел к двери, проклиная в душе батман-клыча персидского царя, столь жестоко обошедшегося с ним.

Батман-клыч персидского царя уже не обращал на пса никакого внимания, его взор был теперь прикован к кипящим котлам и мясу, поджаривающемуся на шампурах.

— Черт бы тебя побрал, Кетеван, — сказал он старухе, — что тут происходит в такой час, свадьба, а?

— Не видишь — у нашего хозяина гость, чего спрашиваешь? — огрызнулась старуха, продолжая возиться у очага.

— Я-то вижу, старая, что у вашего хозяина гость, — отвечал тот хрипло. — Вот только меня никогда не видят твои ослепшие глаза, когда я прихожу сюда.

Старуха ничего не ответила, решив, что спор с ним заведет ее слишком далеко, тем более, что князь Баиндур, к чьим грубым шуткам все уже давно привыкли, был навеселе.

— Где ты пропадал? — спросил князя Давид Бек, собираясь положить конец разговору.

Вместо ответа князь обратился к одной из юных невесток старухи:

— А ну иди сюда, Даро, мой поросеночек, подойди ко мне. Что это с тобой, и поздороваться не хочешь с Баиндуром?

Даро, краснея и дрожа, подошла. Великан взял ее руку и так сильно сжал, что бедная женщина вскрикнула и едва не упала в обморок.

— Тебе бы только на женщинах пробовать силу, — насмешливо произнес Давид Бек.

— Это доставляет мне большое удовольствие, — ответил, смеясь, князь Баиндур.

— Как кошке — писк мыши, когда она ее поймает. Не правда ли?

— Верно, мой смышленый малыш, ты все правильно понял, бог свидетель. Недаром грузинский царь назначил своим везирем такого мудреца, как ты. Ума палата. Что и говорить, тебе все ведомо.

Давид Бек только улыбнулся в ответ. Тем временем дочери старой Кетеван Софио и Пепело, дрожа от страха, как бы их не постигла участь Даро, собирали на тахте ужин. К счастью, великан обратился к одному из сыновей Кетеван:

— Эй, Нико, ступай, откупорь новый карас[57] вина — того самого, красного.

— Из того, что открыли третьего дня, еще и половину не выпили, господин, — ответил Нико и не тронулся с места, — и там тоже вино красное, совсем как гранатовое зернышко.

— Тебе что говорят, осел эдакий! Нечего рассуждать! — вскричал князь, приходя в раздражение. — Сейчас нагрянет столько гостей, что если даже твоя мать голову свою отдаст им на съедение, они и то не насытятся.

Нико молча взял на плечо лопату и вместе с братом Фридоном отправился за новым карасом вина. Сестра их Нино несла зажженную лучину, освещая дорогу. Около ста карасов с вином были зарыты в саду. Нико стал лопатой рыть землю, а его брат руками разгребал ее. Вскоре показалась крышка караса, они сняли ее и с наслаждением вдохнули благородный аромат кахетинского. Прежде чем достать карас, братья налили вина в большой деревянный кубок, не забыли поднести и сестре Нино для утоления жажды. Потом наполнили бурдюки, снова плотно закрыли крышку, зарыли карас в землю и вернулись в дом.

Баиндур заявил, что хочет попробовать вина из нового караса. Он опорожнил бадейку и с удовольствием произнес:

— Это я понимаю, и в самом деле кровь господня! А ты, болван, хотел наполнить наши желудки уксусом, — обратился он к Нико. — Это вино ублажит и меня и бога. Куда же эти негодяи запропастились? — продолжал он как бы сам с собой. — Оставил я их у колодца, а до сих пор никого нет.

Давид Бек отлично знал, кого ожидает Баиндур и не стал об этом спрашивать, сам же он предпочел бы, чтобы этой ночью его оставили в покое — хотелось побыть одному, поразмыслить.

Но старая Кетеван не утерпела и спросила:

— Кто должен прийти?