– Почему вдвоем? Втроем рожать будем. Вот она, – Кикимото кивнул на Пакиту, – поможет. Хоть детей-то умеешь рожать?
Вопрос не поставил простодушную Пакиту в тупик.
– Рожу не хуже других, – сдержанно пообещала она. – Вам сколько?
– Мне двоих, – заторопился Любой Дурак. – Мальчика и девочку… – тут он мечтательно улыбнулся. – С бантами!
– С бантами не гарантирую, – предупредила Пакита и повернулась к Кикимото: – А тебе?
– Мне чем больше, тем лучше, – алчно откликнулся тот и победоносно посмотрел на Любого Дурака: дескать, скушали?
– Не больше трех в одни руки, – завыкобенивалась вдруг Пакита.
– Тогда мне тоже трех! – быстро нашелся Любой Дурак. – Мальчика, девочку без бантов и… и еще одну девочку без бантов.
– Девочек-то Вам куда ж столько? – приструнил его Кикимото. – Родятся в мать… все с неловкими пальцами!
– Ну, хорошо, – нехотя согласился Любой Дурак. – Пусть будет одна девочка с неловкими пальцами и два мальчика – с ловкими.
– Ресурсы разбазаривает только! – обозлился Кикимото и от злости заказал трех мальчиков, хоть втайне и сам мечтал хотя бы об одной девочке. – Мальчиков пусть зовут Хорхе, Луис и Борхес.
– Борхеса рожать не буду, больно трудно, – сразу разгадала маневр Кикимото простодушная Пакита. – А Хорхе и Луиса – рожу.
Любой Дурак довольно потер руки: ему удалось-таки опередить Кикимото.
Кикимото же совсем потерял власть над собой. Он надулся как мышь на крупу и грубо приказал простодушной Паките:
– Рожай давай! Чего время тянешь?
Простодушная Пакита рассмеялась до икоты.
– Сначала формальности, – сказала она, дождавшись этой самой икоты, – а потом дети.
Кикимото и Любой Дурак заторговались о порядке формальностей. Простодушная Пакита терпеливо икала в стороне.
Уже через короткое время соперники вступили в кровавую драку. Со стороны маленького и щуплого Кикимото это казалось безумием: Любой Дурак настолько превосходил его в весе, что исход драки был заранее предрешен. Впрочем, весь окровавленный, качающийся на пока еще двух тонких ногах Кикимото как будто и не думал сдаваться.
– Вы вообще-то дрались когда-нибудь? – поинтересовался Любой Дурак в ходе поединка, взглянув на Кикимото со жгучим, как нахо, состраданием.
– Не дрался, а боролся! – с достоинством поправил его Кикимото. – Только такого глупого вида борьбы, как этот, у нас на Востоке не знают.
– А какие виды знают?
– Да мало ли какие знают! – выкрикнул Кикимото в запальчивости. – Но все они – так называемые восточные единоборства, когда в борьбе участвует один-единственный человек.
– То есть? – оторопел Любой Дурак. – Он сам с собой, что ли борется?
Кикимото вздохнул и устало покачал проломленной в нескольких местах головой.
– Борьба с собой, – только и сказал он, – есть самый беспощадный вид борьбы. Победить себя всего труднее.
Любой Дурак остолбенел от мудрости Кикимото, а тот, улучив момент, сильно ударил его ниже пояса одной из двух своих тонких ног. Согнувшись строго пополам, Любой Дурак непонимающе уставился на Кикимото.
– Вы, позвольте спросить, – спросил он, не дождавшись позволения, – не забыли,
– Мы не боремся, а деремся, – поправил его Кикимото. – Мы деремся за то, кто будет обладать простодушной Пакитой первым. Как самцы.
– Еще один такой удар ниже пояса – и обладать простодушной Пакитой придется Вам одному… самец, – интимно, в самое окровавленное ухо, предупредил Любой Дурак Кикимото.
– Одному – ни за что, – определился тот, пообещал впредь от подобных ударов воздерживаться и действительно воздерживался.
Подравшись часа два-три и надравшись, таким образом, как следует, но так и не выявив победителя, противники бросились к простодушной Паките вдвоем.
– Ни-ни! – воскликнула она, разгадав их гнусные намерения. – Только в порядке очереди.
–
– Живой, – беспощадно потребовала простодушная Пакита.
Кикимото немножко подобрался, чтобы хоть отчасти напоминать живого. Только после этого простодушная Пакита разрешила ему стать в очередь – причем в начало, опасаясь, что иначе Кикимото просто не достоит.
– Приступаем к формальностям, – голосом вагоновожатого объявила простодушная Пакита и легла на пол мастерской.
С формальностями покончили быстро: ни у одного из противников душа уже не лежала к тому, за что боролись и на что напоролись.
Поднявшись с пола и с презрением посмотрев на будущих отцов, простодушная Пакита предупредила:
– Дети получатся вялыми и болезненными, только ко мне чтобы никаких претензий!
– А выживут? – с блеском надежды в заплывших глазах спросил Кикимото.
– Выжить выживут, но пользоваться ими будет нельзя, – уклончиво ответила простодушная Пакита и, не попрощавшись, отправилась вынашивать детей. В дверях она разминулась с кем-то, отдаленно напоминавшим человека. Это был инспектор.
– Я инспектор, – так и представился он, войдя.