Давайте напишем что-нибудь

– Присоединяйтесь к нам, прехорошенькая пейзанка! У нас с собой много денег, и мы закажем Вам горячий шоколад с круассанами. Не сочтите такое предложение развязным: дело в том, что мы совсем одиноки в мире и потому занимаемся всякими глупостями – типа построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек. Но может случиться так, что Вы полюбите кого-нибудь из нас, – тогда одним одиноким на земле будет меньше!

Редингот спрыгнул с рук Марты и выхватил из кармана печать презрения.

– Я догадывался, что в Вашем предательстве Вы зашли далеко… но чтобы так далеко!.. – И он занес печать презрения над широким лбом Сын Бернара.

При этих его словах образ автора полностью слился с личностью писателя – и писатель этот зажмурился от ужаса происходящего.

ГЛАВА 25 Некоторые из героев окончательно выходят из-под контроля автора и попадают под контроль санэпидстанции

Не нужно доказывать, что… Здесь поставлено многоточие, а зря. Потому что этот знак препинания следовало бы поставить на одно слово раньше – причем не многоточие поставить, а точку. Чтобы предложение выглядело следующим образом:

Не нужно доказывать.

Сказать так вполне достаточно – причем сказать и заткнуться навсегда. Ибо доказывать действительно не надо. Никому, никогда и ничего. И, даже если кто-то однажды холодной зимней ночью упадет перед вами на колени и, показывая пальцем на нечто еще не доказанное, примется умолять: «Докажите мне это, докажите ради всего святого!» – вам следует только пожать плечами и заметить в сторону моря: «Причем тут все святое, не понимаю…»

Такой, стало быть, совет я, твой дорогой писатель, даю тебе, мой дорогой читатель. Даю – и при этом страстно, как Ромео, клянусь: сам я никому никогда ничего не доказываю. Даже когда вчера утром, между пятью и шестью, ко мне в спальню ввалился журналист, разгоряченный, что твой утюг, и сначала прожег дыру в пододеяльнике, а потом спросил: «Чем Вы можете доказать, что все, о чем Вы пишете, правда?» – я только повернулся на другой бок и засвистел, как сурок. Данный свист можно было бы – в крайнем случае! – счесть за уклончивый ответ, но – присягаю у мавзолея В. И. Ленина! – ни в коем случае не за доказательство. Ибо и тогда, когда я лежу в постели и сплю, я продолжаю оставаться глубоко убежденным: доказывать что бы то ни было бесполезно. Нечто существует или не существует – в обоих случаях доказательства излишни. Я, конечно, мог бы попросить у Марты ее трусики в горошек и стремительно выхватить их из-под одеяла в ответ на вопрос докучливого журналиста, но посудите сами: что бы я доказал таким образом? Да ничего! Или бы такое доказал, о чем лучше и не упоминать на целомудренных страницах настоящего художественного произведения… Так что пусть либо верят, либо не верят – это дело, так сказать, интимное.

А то, что тут у меня некоторые животные и – еще хуже – отвлеченные понятия разговаривают… и что ж с того? Ну, разговаривают. Они же строго между собой разговаривают, а не между нами! Доказывать их право быть так же глупо, как доказывать право быть… да вот хоть и того, кто пишет эти скупые строки, особенно если учесть (а этого никак нельзя не учесть!), что он умер давно. Хотя, с другой стороны, подумаешь… умер! Он умер, а дело его живет – так ведь бывает, мы знаем. И другое выражение есть известное: «Его герои живут в наших сердцах»… чего ж тут доказывать-то? Заглянем просто в наши сердца: там они и находятся все… Марта, Редингот, Деткин-Вклеткин, Сын Бернар, Случайный Охотник… Кузькина мать, наконец.

Разумеется, Эдуард и Кунигундэ – тоже. Правда, о них давно уже ни слуху ни духу, но они тоже где-то тут, в сердце… Это, наверное, потому, что Парижу на свои отбросы плевать, а благородный Эдуард и неверная Кунигундэ сейчас суть его отбросы, ибо, связавшись со сволочами, благородный Эдуард, как сумасшедший, торгует наркотиками и собирает деньги в мошну, неверная же Кунигундэ без остановок, как скорый поезд, проституирует.

Встретившись с неверной Кунигундэ за завтраком однажды в июле, благородный Эдуард на несколько секунд утратил свое благородство и внезапно сказал неверной Кунигундэ, ударив мошной по ее красивому лицу:

– Хорош проституировать!

– А ты хорош наркотиками торговать! – не растерялась неверная Кунигундэ и размазала по его некрасивой морде паштет, поданный к завтраку одной сволочью. Сволочи давно были наняты благородным Эдуардом и неверной Кунигундэ поварами и ходили в белом с ног до головы.

После этого благородный Эдуард и неверная Кунигундэ расплакались, неожиданно осознав, как низко они пали.

– Вот попроституирую сегодня последний раз, – всхлипывая, сказала неверная Кунигундэ, – и даю зарок: больше ни за что не буду!

– Да и я… – облизывая морду длинным своим языком, пообещал благородный Эдуард, – продам сегодня последнюю партию наркотиков и покину отрасль.

– А красиво жить на что будем? – заорали сволочи в белом.