Давайте, девочки

– Женщин было столько, что это уже не проблема… – сказал Рыжюкас. – Теперь я с удовольствием занялся бы собой.

– Это да, это конечно… Особенно если физическое состояние… если как-то обходиться без боли, да чтобы не слишком обременительно для окружающих… Я бы, пожалуй, все взвесил…

Что бы он взвесил? Что нужно положить на другую чашу весов?!

Рыжюкас изобразил готовность подняться из-за стола. Профессор тут же вскочил с явным облегчением.

– А вообще посоветуйтесь с домашними… Может быть у вас есть здесь близкие, ну конечно же, у вас есть родственники, может быть близкие друзья? Дело ведь тут больше даже не в медицине… Она ведь только инструмент… Вот с решением важно не откладывать… К Рождеству лучше бы все и предпринять, если, конечно…

– Если, конечно, что?] – заорал бы Рыжюкас на этого интеллигентного гробовщика.

Но сегодня за ужин платил он. А это обязывает вести себя с гостем внимательно и тактично. Даже если тот слишком хорошо воспитан.

11

Ночью ему приснилась Малёк. Они пришли к нему в палату вдвоем с профессором. Им захотелось поговорить.

– А почему это у тебя рак? – спросила она игриво.

– Человек не может выдерживать такую жизнь. У рака бывает только одна причина – жизнь.

– Правильно! – обрадованно подскочив, заорал интеллигентный профессор. – А я вам что вчера говорил?! Я всем хожу и доказываю, что рак это не начало, а конец. Как и принципы, с которыми заканчивают жизнь, а не начинают… Рак приходит к самой разборке, когда тебя совсем измотает. Когда сил остается только на то, чтобы помолиться.

– А денег, – засмеялась Маленькая, – чтобы поставить свечку…

– Свечка не поможет, – вдруг заплакал профессор. – Рак приходит, когда уже поздно. Дождавшись, когда ты сломаешься, он, как голодный шакал, принимается пожирать твои останки.

– Стойте! – выкрикнул Рыжюкас. – Я знаю, где выход, он всегда там же, где и вход.

– Вы можете посоветовать что-то рациональное?! – опять обрадовался профессор. Выход он и сам искал. Правда для себя, а не для консультаций.

– Наше спасение – Качество Жизни! – уверенно выдал Рыжюкас вчерашний урок.

– Я так и думал, – обиделся профессор, – что вы – шарлатан.

– Тогда забирайте ваши весы (они пришли с весами, какими на рынке взвешивают картошку) – сказал Рыжюкас, – и тащите сюда компьютер и презервативы.

Он вскочил и, схватив весы, поволок их к окну.

– Чтобы всё – качественно и полноценно! Работа и Любовь!

– Остановите его! – Малёк бросилась в ноги профессору. – Он же псих!

– Призовемте Любовь! – вырывался Рыжюкас. – Снизойдет к нам Любовь, и этот шакал, рыча, уберется восвояси.

Профессор зарычал и отполз за соседнее облако. Вместо кроватей в палате были облака.

– Расскажи мне про всё это снова, – попросила Малёк, пытаясь удобно, как на подушку, усесться на облаке, скрестив ноги по-турецки. – Только поподробнее.

– Это уже неинтересно. Жизнь стала скучной и пустой, как только я все взвесил.

– Это ложь, твоя жизнь прекрасна и не скучна.

– Но я слишком много был бит. Мне это нравилось, но только в самом начале… Потом выяснилось, что битым все сострадают… А а я не хочу, что бы ты меня жалела. Так не любят. – Рыжюкас поднялся на подоконник.

– Подожди! – закричала Маленькая. – Ты же совсем ничего не успел мне посоветовать. Как же мне жить дальше?

– С оптимизмом, – сказал он. – Лучше всего, бери пример с меня.

Малёк в ужасе отодвинулась. Посмотрела на него, как на идиота:

– Это как же?! Умереть, что ли, немедленно? С таким же, как у тебя, оптимизмом?

Оба засмеялись. Они все еще понимали друг друга, когда не ссорились и шутили, хотя бы во сне.

– Ну и шуточки у вас, – сказал Мишка Махлин, выходя из уборной и стыдливо заталкивая в штаны одно из облаков…

12

Проснувшись, Рыжюкас подумал, что и впрямь пора бы повидаться с «близкими друзьями». Раз уж так прищемило.

К этому способу он периодически прибегал, даже название придумал: «фрэндотерапия».

Вот и когда в прошлый раз прищемило, он ведь позвонил Махлину, пусть и не сразу. Зато тот сразу отозвался, предложив пересечься в «Неринге», где от трагичной безысходности и трехсот граммов «Старки» Рыжюкас совсем расклеился.

А школьный товарищ, недаром его и звали Махлин-Хитрожоп, тогда под старую водочку добросовестно выслушал его нытье: о долгах-кредитах, о вероломстве партнеров и подступивших, как смерть с косой, старости и нищете… Но принимать его сетования близко к сердцу не стал, даже от рассказа о бандитском нападении как-то отмахнулся, что и Рыжему посоветовал сделать, потому что, раз не добили, так все это хрень. Зарастет и забудется. Рыжук, мол, всегда был парняга живучий…

Но вот к проколу приятеля с Последней Любовницей он отнесся серьезно. Про слабость Рыжюкаса «на передок» он знал с детства, и сразу понял, что сейчас для бывшего школьного товарища это и есть тот самый больной зуб, который надо бы дернуть с корнем…

Это он и проделал одним решительным махом, только и фыркнув:

– Ты и всегда был долбаком. Но теперь тебе, похоже, остались одни только сплошные пиздострадания.