Давайте, девочки

– Итак… Если сегодня какая-нибудь прежняя из моих «юных дур» сначала хвалится, – он уже уверенно диктовал, – что у нее есть муж, который на все для нее готов, а потом как бы с грустью, но явно желая мне потрафить, доверительно сообщает: «Но я с ним не могу, как с тобой, он мне не нравится, я с ним ничего не хочу…», я ей обязательно советую: «Смирись и настройся. Иначе впустую промаешься. И все проиграешь».

– И тебя, конечно, все слушают? Сразу все понимают. И сразу бегут исполнять?

– Если слушают, то и бегут. Те, кто поумнее.

Хотя по-настоящему сумела его понять только Лучшая Ученица. Когда она уже разошлась со своим Будущим Принцем,тем «мстительным» приятелем-журналистом, к которому раньше попала по наследству от Рыжюкаса.

Осталась она одна, с дочкой на руках, все проиграв.

Ее развод Рыжюкаса расстроил, как неудача любимого ученика. Дело в том, что, к огорчению своего учителя, она ушла, как сама призналась, так и не продемонстрировав своему плюгавому муженьку всего, чему так долго и увлеченно обучалась в Рыжуковском «мастер-классе». Она посчитала, что лучше подстроиться к его примитивным сексуальным умениям и представлениям. А Рыжюкас не сомневался, что, покажи она этому козлухоть однажды, на что способна – со всеми гранатами в башке, – и никуда бы тот от нее не делся. Все бы съел и вымаливал бы добавки… Зато следующий ее поступок Рыжюкаса обрадовал и восхитил настолько, что он удостоил ее звания Лучшей Ученицы. Это когда ее уже бывший Будущий Принцпозвонил ей и, выдвинув несколько вполне традиционных для жлобов условий (типа никого из мужчин в дом не приглашать, или не выходить замуж, с ним не посоветовавшись), хамски закончил:

– Я даю тебе десять минут на все раздумья. Через десять минут я перезвоню. И если ты скажешь «да», у тебя будет все – квартира в столице, содержание, отец у ребенка. Если нет… – Но она уже вспыхнула и положила трубку. Ей ничего от него не было нужно.

– Ровно пять минут я сидела у телефона и думала о вас, – рассказывала она потом Рыжюкасу. – Я вспомнила главное, чему вы меня учили. И поняла, что даже такая вздорная дура, как я, должна же когда-нибудь поумнеть. И хоть один шаг сделать верно… Тогда я и задала себе ваш коронный вопрос «А чего же я на самом деле хочу?». Выебнуться сейчас вот или чего-то добиться? Через пять минут я позвонила ему сама и сказала: «Да». Это определило всю мою жизнь. И сделало меня устроенной, счастливой и, как ни странно, свободной…

Тут-то Малёк не выдержала. И взорвалась, как консервная банка с шипящим карбидом.

– Ну хватит же, хватит меня прессовать! Можешь ты, в конце концов, перестать здесь вые… выкобениваться и прямо сказать, чего конкретно, понимаешь, конкретно,ты от меня хочешь?! Чего вам всем от меня надо?!

9

С Сеней у нее получилось не совсем так, как он ее научил.

Хотя все, что он посоветовал, она с ним и проделала. И граната в башке у того взорвалась. Он действительно ничего такого себе не представлял. И был ошарашен, наверное, и восхищен. Увидев это, она расклеилась и жалкой дурехой потащилась за ним на вокзал, где, расплакавшись, сказала, что больше всего на свете хочет с ним уехать. От всего этого кошмара, в котором она здесь живет, нечаянно оказавшись… Сеня растерянно кивнул и обещал созвониться.

Нетрудно догадаться, что про «весь этот кошмар» для Сени было слишком…

– Зачем ты мне это рассказываешь? – мрачно спросил Рыжюкас, как когда-то он спросил ее про Диму.

– Чтобы ты не думал, что я тебе изменяю, – так же, как тогда, ответила она. – Я никогда никому не изменяла… Я же тебе говорила, что сначала заканчиваю с одним и только потом с другим начинаю.

– А когда с ним заканчиваешь, то возвращаешься к предыдущему?

– Это не я, это ты придумал про то, чтобы возвращаться. Но если захочется, я могу и вернуться.

Она замолчала. Она устала и больше не хотела ни о чем говорить.

10

Чего он от нее хочет? «Проповедник Системы»…

Почему вдруг девица, которой никто, кроменего не нужен, по дороге к жениху сразу заваливается на вагонную полку с незнакомым мужиком, что втрое ее старше? Да никогда бы ничего у них и не было, не будь она вконец отвязанной и не подчинись тогда простому любопытству.

Он сам-то, что, никогда таким не был?

Когда же он стал самонадеянным олухом, чтобы вообразить, что отдалась она ему исключительно из-за него? Не устояв перед чем? Перед всеми его прелестями облезлого барина, перед вальяжной внешностью и перед его самоуверенностью, опытом, положением в обществе? Или перед его круглым животом, который у него, как кролик. Какой, к хренам, кролик – «трудовой» мозоль, постыдная утроба…

Что их свело? Что, кроме ее готовности отдаться любому по первому же импульсу? И быть с ним лишь пока не угаснет этот импульс – что бы себе при этом он ни вообразил и как бы из кожи не лез, стараясь ее привязать…

Но откуда его терзания? Ведь именно импульсивностью она его и взяла. А потом совсем развеселила, тем, как пересказала разговор о нем со своей матерью.