Давай прогуляем пары (СИ)

Я пристроилась следом, вцепившись ледяными пальцами в его кожанку. Меня потряхивает нервная дрожь и до боли скручивает живот. Не могу просто так стоять на месте и ждать новостей. Хочу сама всё увидеть, даже если меня вывернет наизнанку.

Перед глазами так и стоят рябью чёрно-жёлтые круги от костюма Громова, в ушах его протяжный болезненный стон.

— Блин, Савва, ты стоматолог! — ною я, не в силах промолчать.

— Ну может, у него зубы выбиты, это мой профиль, — с ледяным спокойствием говорит брат.

— Дурак! — Припечатываю ладонью ему между лопаток.

Не помню, когда последний раз так нервничала и сходила с ума. Из-за неизвестности. Из-за какого-то Громова, которого толком и не знаю, а переживаю как за близкого человека, кого-то родного! Нас связывает пара случайных встреч, одна нелепая ситуация и его сон на моей кровати. Ничего примечательного.

Он точно мне не нравится. Я точно, однозначно, стопроцентно в него не влюблена. Тогда что это так болезненно ноет и скручивается под рёбрами слева? И отпускает, только когда я вижу Матвея сидящим в грязевой луже.

Живого.

Относительно целого. И так громко сквернословящего, что у меня закладывает уши, хотя я совсем не нежная фиалка.

— Блять. Отвали, — шипит Матвей, отмахиваясь от прыгающего вокруг него, как курица-наседка, Клима.

Мажор, бледный, с трясущимися руками, помогает Громову стянуть с головы шлем, у которого треснул и отвалился визор.

— Ну как так-то, Мот, — бормочет Клим. — Надо матери твоей набрать.

— Только попробуй, — цедит сквозь сжатые зубы Громов.

На его брови вновь открытая рана, и тонкая струйка крови бежит вниз по лицу, скуле и достигает подбородка. Её размывают капли дождя, делая почти незаметной.

Громов держится за левое плечо, и я только сейчас замечаю, что оно выгнуто не совсем естественно. Матвей морщится и пытается встать, но тут же плюхается обратно на задницу.

— Адово пекло! — рычит.

— Дай гляну. — Савва подходит и аккуратно, чтобы не испачкать собственные джинсы, присаживается на корточки около Матвея. — Сколько пальцев показываю?

Громов фокусирует взгляд на трех пальцах брата, а потом переводит чуть прищуренные злые глаза на его лицо.

— А ты чё за хрен?

Они обязаны подружиться. Встаю за спиной Саввы и опускаю руки ему на плечи. Громов медленно скользит взглядом по моим пальцам, рукам, поднимается выше, пока не упирается глаза в глаза.

— Ты с ним? — спрашивает Матвей, облизнув разбитые губы.

— Это мой брат, — решаю не юлить, не та ситуация. — Пусть он тебя осмотрит. Он врач.

Стоматолог.

— Брат. Единокровный? Или — как там сейчас модно? — сводный по отцу, который иногда подшпиливает свою сестрицу?

Он невыносим, я уже говорила?

Вот сейчас я уже жалею, что Громов в сознании и может нести всякую чушь, после которой мне хочется надавить пальцем на его ключицу, вызвав тем самым острый приступ боли.

Отличная была бы месть.

— Скорее всего, сотрясение и вывих плечевого пояса. Надо бы в больничку поскорее, — констатирует Савва, поднимаясь на ноги. — Скорую кто-то вызвал?

Смотрим на Клима. Зажав разбитый шлем под мышкой, он прикладывает телефон к уху и показывает жестами, что всё под контролем.

— Так как мы за чертой города, быстро никто приехать не сможет. Предложили самим добраться до ближайшей травмы. Там встретят и всё организуют, — говорит Клим спустя минуту после общения со скорой.

— Отлично. Есть чем зафиксировать ему руку? — спрашивает Савва, оборачиваясь к поредевшим зевакам. — Косынка, бинт.

Какой-то рыжий мужик, почёсывая бороду, кивает и отдает команду принести аптечку.

Никто не предлагает подвезти Громова до больницы.

Замолкают, делают вид, что заняты своими делами, и побыстрее расходятся. Ещё бы, он весь в грязи, и из-за плеча у него нет возможности переодеться. Кто хочет потом отмывать салон?

Сводя брови к переносице, наблюдаю, как два каких-то мужика поднимают Громова на ноги, после того как Савва привязал его левую руку к груди. Сам он еле стоит, колени подкашиваются. Кровь из разбитой брови так и хлещет, сейчас на бледном, покрытом грязью лице, она выглядит особенно ярко.

— Аккуратней, пацаны, — шипит Матвей, кривя лицо.

Ему больно. Капец как больно, но он как может старается не показывать этого. Натянуто улыбается, кому-то кивает, и, только встретившись с ним взглядом, я вижу в его глазах скрытую мольбу.

Он транслирует мне уйти. Не видеть его таким. Почти сломленным, уязвлённым, жалким.

Не могу сдвинуться с места.

Поджав губы, думаю.

— Пойду найду Таю и двинем. Зрелища интереснее сегодня здесь больше не будет, — говорит Савва и делает шаг вперёд, обратно в сторону трибун, где мы оставили подругу.

— Давай, Коротышка. Увидимся позднее, — нахально подмигивает Матвей, опираясь на подставленное плечо друга.

Спешит отвернуться, но я успеваю заметить, как он опять морщится от боли и устало прикрывает глаза.

Ну нет…

Смотрю на Громова и… принимаю решение.

— Он поедет с нами, — произношу громко.

— Кто? — удивляется Савва.

— Матвей.

Шагаю вперёд, останавливаюсь рядом с Матвеем. Он смотрит на меня во все глаза и недоуменно хлопает ресницами.

— Будешь мне должен, если не отправишься на тот свет.