Давай попробуем вместе

– Но есть же и другой путь. Цивилизованный… – встревает Огурец, закуривая. Его маленькая рука, в которой трудно, почти невозможно представить оружие, мелко вздрагивает. – У нас работает группа журналистского расследования… Такие факты открываются… Некоторые наши русские господа в костюмах и при галстуках воняют кровью, дерьмом и гексогеном почище Хаттаба с Басаевым, вместе взятых. Война им выгодна. Они делают на ней миллионы долларов. Только они сидят не в окопах, а гораздо выше… Помните: «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно…»? Мы думаем, что сражаемся за великую Россию. А на деле – за чужие миллиарды долларов, с которых тебе и мне не достанется даже на бинты раны перевязать… Призвать к ответу тех, кому выгодна война, – вот самый верный путь прекращения бойни.

– Неужели? – За выражением безразличного отчуждения на лице Кирилла неожиданно промелькнуло нечто, напоминающее озабоченность. И тотчас пропало за прежней гримасой. – Ты в самом деле думаешь, что ваши статейки что-нибудь изменят? «Кто заказывает музыку войны?» – кажется, так? Просто смешно. Не журналисты начинают войны, не они их заканчивают.

– Да, – жестко выговорил Огурец. Краска постепенно схлынула с его лица, и теперь он казался неестественно бледным. – Но мы не только говорим и пишем. Еще собираем доказательства…

– А тебе никогда не приходило в голову, что если бы войны были необходимы лишь маленькой горстке людей, то войн давно бы не было?

– Что ты хочешь этим сказать?

– То… Кажется, она из древнейших заповедей: «Не убий»? Ты должен знать лучше меня, ведь ты читал много умных книжек… «Не убий…» Для чего, по-твоему, это было сказано? Война заложена в наших генах. Это первобытный инстинкт естественного отбора, когда приходилось драться за свой кусок сырого мяса и место под солнцем, уничтожая соперника, противника, себе подобного. Он дремлет в нашем мозгу, ожидая своего часа. Те немногие из посвященных, – Кирилл кивнул на потолок, – просто умело играют на этом. Ты же сам говорил что-то про вечный бой…

– Так это же просто стихи! – возмущенно побагровел Огурец. – По твоей теории выходит, что в каждом из нас сидит потенциальный убийца. Какая чушь!

– Возможно. Но скажи по правде: тебе никогда не хотелось снова взять в руки автомат и выпустить обойму в одного из твоих любимых издателей? А? – Тонкие губы Кирилла скривились в усмешке.

– Ты даже не представляешь, что ты несешь! – крикнул Огурец. – Лучше молчи!

– А чего ты раскипятился? Ладно. – Кирилл прищурился. – Не люблю спорить. Давай просто договоримся. Не лезь в эти дела, а? Кропай лучше свою книжку. И радуйся тому, что тебе нечего перевязывать…

– Это совет сотрудника органов? – язвительно выговорил Огурец.

– И друга.

– Но друга – только во вторую очередь? – Огурец снял очки, подышал на стекла и принялся тщательно протирать их краем смятой рубашки. – Значит, по-твоему, надо молчать?

Кирилл ласково погладил Огурца по плечу и с обаятельной улыбкой, словно уговаривая капризную девушку, произнес:

– Иногда полезно и промолчать. За умного сойдешь, – слыхал народную мудрость? Тем более, что…

– Что?

– Ничего. – Кирилл снова посерьезнел и помрачнел. – Выборы на носу. Без вас работы хватает, понятно?

– По-нят-но… – протянул Огурец. – «Товарищ, знай, пройдет она, так называемая гласность, и вот тогда госбезопасность припомнит ваши имена»? Тоже народная мудрость. Ты ведь только что говорил, что наши писульки никому не нужны. А теперь уговариваешь меня держаться в стороне. Ты сам противоречишь себе, Кирилл.

– Если собаку долго дразнить, она может и цапнуть.

– Я ничего не боюсь, – снова вспыхнул Огурец. – Мне казалось, ты это понимаешь…

– И зря. Только полные идиоты ничего не боятся. А ты ведь не дурак?

– Ты что, угрожаешь мне? – прошептал Огурец.

Кирилл недовольно поморщился:

– Иногда ты ведешь себя как капризный ребенок. Так и хочется спеть песенку: «Огуречик, Огуречик, не ходи на тот конечик. Там мышка живет, тебе хвостик отгрызет…»

– Я и не собираюсь ни на чей конечик, – обижается Огурец. – Пошли кого-нибудь другого. И не надо меня запугивать. Пуганый уже.

– Ты и впрямь дурачок. – Неожиданно в голосе Кирилла послышалось нечто похожее на грустную нежность. – Я же тебя предупреждаю. Во всяком случае, опять пытаюсь.

– Я понял. – Пухлые губы Огурца сложились в ироничную улыбку. – «Убийство – крайняя формы цензуры». Старик Бернард Шоу был прав?

Вдруг стало как-то слишком тихо. Неестественно. Как перед боем… Даже заоконный шум дороги исчез в этом вакууме. Такую тишину я научился осязать кожей – ледяную, мертвую. Мне даже захотелось накинуть что-нибудь, чтобы согреться…

Я оборачиваюсь. Ничего особенно не происходит. Огурец упрямо смотрит в окно. Кирилл, вновь надев маску безразличия, с непроницаемым видом разглядывает книги. Наверное, я все-таки перебрал… Я – поднимаю несколько листков. Они хрустящим снегом царапают зябнущие пальцы, заставляя снова и снова переживать то, что никак не желает меня покинуть…