«Давай полетим к звездам!»

Потом был завтрак. Высокие стаканы с апельсиновым соком, пара безалкогольных тостов за успех предстоящего большого дела, за то, чтобы через пару недель собраться за этим же столом... Олег, когда услышал последний тост, который произнес замминистра Тюфяков, тихо фыркнул и легонько толкнул меня локтем в бок. Ну, а когда уже садились в автобус, чтобы ехать на старт, шепнул:

- Тюфяков не понял, какую чепуху смолол. Как мы с ним можем встретиться через пару недель за этим же столом? Да только если не сможем на Луну сесть! А в противном случае, сидеть нам, Лешка, в карантине как минимум три недели. Там уж, ручаюсь, не будет ни этого стола, ни самого замминистра Тюфякова.

На стартовую площадку мы ехали не спеша. Солнце еще только угадывалось где-то за горизонтом. Зато звезды были щедро рассыпаны на бархатистом ночном небе. Ночи в конце октября здесь, на космодроме, уже прохладные. Чувствовалось, что еще чуть-чуть - и задуют холодные ветра, пригонят на Байконур серо-сизые дождевые и снежные тучи...

Я закрыл глаза, откинулся на спинку высокого кресла и попытался расслабиться. Да и вздремнуть не мешало бы. Работа предстояла ответственная и серьезная.

Автобус легонько покачивало, и я вправду задремал.

...Страх, холодный липкий ужас поднимался из черной бездны.

Это случилось летом сорок второго, когда лавина фашистской агрессии докатилась до моего родного города -Ворошиловграда. Докатилась и на несколько дней замерла, остановленная нашими войсками на берегах маленькой речушки Лугань, делившей город на жилую и заводскую части.

Большая часть города оказалась “под немцем”, а на территории паровозостроительного завода за рекой закрепились советские войска. Фронт замер. Лишь иногда вспыхивали короткие перестрелки.

Мы, - я, мама, мои братья и сестры, - прятались от шальных пуль и разрывов снарядов в подвале во дворе. Мне тогда едва стукнуло двенадцать. Я был еще наивный мальчишка, пионер, который всей душой ненавидел фашистов. Пока мама занималась младшими детьми, я со старшим братом Петькой управлялся с остальными делами по хозяйству. Иногда по очереди выбирались наружу: набрать воды из колодца на всю нашу ораву, нарвать зелени в огороде. Да и просто так было интересно осмотреться. Хотелось увидеть, как наши будут громить фрицев и вышибут их из города. В том, что это случится буквально на днях, я нисколько не сомневался.

Во время одной из таких вылазок я и попался.

Замешкался в огороде, собирая лук и капусту, и не заметил, как к дому подкатил мотоцикл с двумя немцами: один был за рулем, второй с пулеметом сидел в коляске. Стрекот мотоциклетного двигателя был совершенно неразличим на фоне отдаленного уханья пушек. Ворота во двор взрывной волной свалило еще неделю назад, и фрицы въехали на наше подворье прямо с улицы.

Держа в руках кусок мешковины, в которую сложил несколько луковиц и качан капусты, я приоткрыл калитку из огорода во двор и нос к носу столкнулся с высоким белокурым немцем. Фашист в пилотке набекрень, одетый в перепоясанную портупеей черную униформу и высокие до блеска начищенные сапоги, стоял и скалился, поигрывая вороненым пистолетом. Наверное, он заметил меня, еще когда я шел по огороду к калитке.

- Хальт! - скомандовал немец, и дуло пистолета немедленно нацелилось мне в грудь. Тогда я еще не знал, что пистолет такого образца называется “вальтер”.

- Яйка унд млеко? - Фашист кивнул в сторону свернутой мешковины в моих руках. - Показать!

Я осторожно опустил ношу к ногам, развернул ткань, не отводя взгляда от хищного зрачка дула. Был жаркий день, но мне вдруг стало холодно. Мороз прошелся по коже, ледяной ветер пробежал под ворот рубашки, скользнул по плечам на спину. Ноги сделались ватными.

Фашист носком сапога развернул мешковину и брезгливо поморщился. Раздраженно наподдал ногой качан капусты, и снова в упор уставился на меня. Выпятив нижнюю губу, несколько секунд молча разглядывал. Потом отступил на шаг назад, и, качнув дулом пистолета к земле и снова вверх, приказал:

- Сесть - встать!

Я широко открытыми глазами смотрел на немца. Тело судорогой свело от страха.

- Думкопф! Сесть - встать! - рявкнул фашист. Дуло “вальтера” снова качнулось вниз-вверх и уставилось на меня.

Только сейчас я сообразил, чего добивается немец. Присел на корточки, встал.

- Шнель, русише швайн! - зарычал немец. - Бистро!

Я быстрее сел и встал, потом еще и еще раз...

- Сесть - встать! Сесть - встать! - командовал белокурый, скалясь и поигрывая пистолетом.

Я запыхался и уже начал уставать.

- Ротзнасе! Соп-ляк! - презрительно сплюнул на землю немец, и обернувшись к сидевшему в коляске пулеметчику, по слогам произнес:

- Ру-си-ше Вань-ка - встань-ка!

Фриц в мотоциклетной коляске громко загоготал. Наверное, парочка уже не один раз так забавлялась...

Немец пятерней толкнул меня к забору, а сам сделал пару шагов к стене дома.

“Сейчас будет стрелять!” - я похолодел.

Но немец положил “вальтер” на деревянный столик, который стоял около дома, расстегнул ширинку и принялся мочиться на стену, иногда косо поглядывая в мою сторону.