Дау, Кентавр и другие

Я всю жизнь помню об этом случае. И того человека из первого отдела помню — приходилось иметь с ним дело. До­бродушный человек средних лет, в военной форме без погон. Женщину, которая с ним работала, наказали, уволили. Не ис­ключено, что бумажку эту сожгли по ошибке,— какие-то сек­ретные бумаги, черновики постоянно сжигали. Может быть, она хранилась не так тщательно, как у нас — всего лишь ка­кая-то страница, да еще написанная от руки.

Низкие и высокие температуры

Расчет водородной бомбы оказался задачей на много поряд­ков сложнее, чем атомной. И то, что нам удалось «ручным спо­собом» такую задачу решить,— конечно, чудо. По существу, тогда произошла революция в численных методах интегрирования уравнений в частных производных, и произошла она в Инсти­туте физических проблем под руководством Ландау.

Главной тогда оказалась проблема устойчивости. И это было нетривиально. Математики в отделе у А.Н. Тихонова считали, что проблемы устойчивости вообще нет, и высокому началь­ству докладывали, что мы выдумали несуществующую задачу. А если не думать об устойчивости, то в наших схемах вместо гладких кривых возникает «пила». У Тихонова эту «пилу» сгла­живали с помощью лекала, еще каких-то методов. Но таким способом достоверных результатов нельзя получить.

Я помню историческое заседание под председательством М.В. Келдыша. Оно продолжалось несколько дней. Мы дока­зывали, что есть проблема и что мы ее решили, а группа Тихо­нова доказывала, что никакой проблемы вообще не сущест­вует. В результате пришли к консенсусу — высокое начальство приказало передать наши схемы в отдел Тихонова. Там убеди­лись в достоинствах предложенных нами схем, поскольку мы сначала поставили вопрос об устойчивости, а потом нашли способ обойти трудности. Здесь сложно все это объяснять. Но я бы сказал, что был придуман метод, как неизвестное буду­щее связать с прошлым и настоящим. Эти неявные схемы нео­бычайно красивы. И они позволили нам считать быстро — не за годы, а за месяцы.

В 1952 г. мы заканчивали расчеты по водородной бомбе, и я представил докторскую диссертацию по теории сверхтекуче­сти. Эта защита оказалась связана со спецзадачей весьма ин­тересным образом. Оппонентами у меня были Н.Н. Боголю­бов, В.Л. Гинзбург и И.М. Лифшиц. Лучшую команду придумать было невозможно. В 1946 г. Боголюбов сделал классическую работу по теории сверхтекучести, он был ведущим экспертов в этой области. Кроме того, было нечто необычное в том, что я занимался сверхтекучестью в духе Ландау, а основным оппо­нентом пригласили Боголюбова — представителя совершенно другого направления, более математического, может быть, не­сколько оторванного от реальной физики, но совершенно ори­гинального, нетривиального. Боголюбов в это время находил­ся на Объекте, его тоже привлекли к работе над водородной бомбой. Боголюбов был выдающийся математик, прекрасный теоретик. Но не для таких прикладных задач. Его с трудом загнали на Объект, и, чтобы уехать оттуда на мою защиту, требовалось высокое разрешение. Ему не разрешили. Боялись, что приедет в Москву и не захочет вернуться на Объект. Но для защиты требовалось либо личное присутствие, либо пись­менный отзыв основного оппонента. Утро защиты, а отзыва еще нет. И только когда начался ученый совет, в зал вбежал Георгий Николаевич Флеров, человек, имевший, как извест­но, особое отношение к спецпроблеме — с его письма Стали­ну все и началось. Именно Флеров приехал с Объекта и при­вез отзыв на мою диссертацию.

Это пример того, какие доброжелательные отношения были в нашей среде.

Расчеты водородной бомбы к началу 1953 г. были законче­ны. В том же году провели испытания. Совпадение с расчета­ми оказалось замечательным. Все участники получили награ­ды. К тому времени Сталин уже умер, но мы все равно получили Сталинские премии. Кто удостоился Героя, кто — ордена, и это были самые последние Сталинские премии в СССР.

Я получил первую Сталинскую стипендию и последнюю Ста­линскую премию.

Охрана для Ландау

После ареста Берии неожиданно появился документ, под­писанный Хрущевым и Маленковым, об охране для Ландау. Было решено приставить к нему круглосуточную охрану. Та­кая охрана состояла из трех офицеров КГБ, дежурящих по оче­реди и не отходящих от «объекта» ни на шаг. Официально они назывались «секретари». Охрана с самого начала Атомного про­екта была у участвующих в нем И.В. Курчатова, Ю.Б. Харито­на, Я.Б. Зельдовича, J1.A. Арцимовича, А.П. Александрова и других. К этому времени Ландау уже решил уходить из Атом­ного проекта. Все его друзья об этом знали, но наверх слухи, очевидно, еще не дошли. Кроме того, для Дау присутствие подобного «секретаря» означало полное окончание его личной жизни. Узнав о таком решении, Дау сначала впал в истерику, а потом написал авторам документа письмо, в котором четко сформулировал: «Птица в клетке петь не будет». Письмо по­могло, и от этой нелепой идеи отказались.