Дашкова

Похороны князя Дашкова обнажили семейные проблемы. Хуже того – выставили их напоказ. Из корреспонденции сестер Уилмот, а также писем родных княгини видно, как Дашкова, старея и замыкаясь в домашнем мирке, теряла вес среди московского благородного общества. Когда Марта приехала, ее поразило подобострастие, которым окружена Екатерина Романовна. То же отмечала в 1805 г. и Кэтрин: «Она относится к нам с явным предпочтением, требуя от других (думаю, по дворцовой привычке) почтительного отношения к себе. К примеру, никто из мужчин, даже в чинах, не смеет сидеть в ее присутствии, а она не всегда предлагает сесть; однажды я видела, как полдюжины князей простояли в течение всего визита. В другой раз, устав, она спровадила визитеров, а те, кланяясь и целуя ей руки, исчезли»{1081}.

Но с какого-то момента даже родные стали держаться от княгини на почтительном расстоянии, избегать встреч. Дмитрий Бутурлин писал дяде Семену в Англию: «Мне наговорили очень много о моей тетушке Дашковой. Если только половина из сказанного правда, этого было бы достаточно, чтобы я мог оправдать себя за уважительное отстранение, которое я соблюдаю в отношении ее… Самое лучшее для меня – игнорировать все это»{1082}.

О каких слухах речь? Если приведенные Сафоновым письма княгини к Марии Марлоу Уилмот, подлинны, то они – лишь подтверждение поговорки про дым без огня. «Не будете ли вы так добры сказать мне, как вы проявляете вашу привязанность? Как вы делаете ее счастливой, чтобы я могла вам подражать или более того превзойти вас, ибо, будучи верным кавалером, я никогда никому не уступала в своей привязанности… Вы мне сообщите способы и предметы, а я сообщу вам те, кои сама обычно употребляю… Не удивляйтесь, я немного не в своем уме, потому что в возрасте 18 лет была посвящена в кавалеры». Уже следующим письмом княгиня прерывала игру: «Болезни и судороги охладили мужество кавалера… вот что делает возраст… я скажу вам аминь»{1083}.

Но много ли нужно, чтобы возбудить слухи?

1 декабря 1805 г. княгиня подарила Марте «очень изящную агатовую коробочку» своей матери. Такие предметы передавались по наследству. Шкатулка должна была перейти к Анастасии. Но Дашкова поступила иначе. «Особая ценность подарка в том, что коробочка принадлежала ее матери, чью память она свято чтит, – сообщала мисс Уилмот домой. – …Мать княгини… была чрезвычайно богата… [Но] у графа Воронцова были любовницы… они все присвоили… От него княгиня Дашкова не получила и рубля»{1084}.

Дело не в откровенной неправде, а в том, как рассказанные покровительницей события преломлялись в голове Марты. Предпочитая ее собственной дочери, Екатерина Романовна как бы повторяла поступки отца и могла не только отдать в чужие руки все драгоценности, но и не завещать законным наследникам «ни рубля».

За полгода до смерти князя Дашкова, когда уже стало понятно, что он не женится на англичанке, та писала домой о праве женщин в России распоряжаться своим имуществом: «Если у нее нет детей, то после смерти все ее состояние возвращается родным, если только по завещанию она не передаст его мужу, тебе, или мне, или Джону, или Молли, что возможно в равной степени»{1085}. Это «тебе или мне» очень красноречиво. Джону, Молли, Марте. Кажется, способ, был найден.

Подарок агатовой коробочки стал рубежом, после которого ссора только разрасталась. Анастасия не хотела смотреть, как семейное имущество перетекает в бездонный саквояж гостьи. Вся родня оказалась оповещена о неблаговидном поведении старой княгини. Марту именовали «чудовищем».

На похоронах Павла Михайловича разразился давно чаемый скандал. Сама Дашкова из-за болезни не присутствовала. Анастасия, распоряжавшаяся всем, не позволила Марте и Кэтрин приблизиться к телу для последнего прощания. «Госпожа Щербинина… стояла у самого гроба, но стояла как демон мести, а не как убитая горем сестра своего брата… Ее глаза бегали во всей церкви, а по ее перешептываниям со своими компаньонками я вскоре поняла, кто был предметом их возбужения», – писала Марта в январе 1807 г. «Громким и пронзительным голосом» Анастасия закричала: «Не позволяйте этим английским чудовищам приближаться к нему». У нее началась истерика. «Целью госпожи Щербининой было оскорбить свою мать… сначала она даже попыталась получить поддержку полицмейстера». Требовала вывести сестер Уилмот из церкви.

Одна из знакомых Марты даже сказала ей о сторонниках Щербининой: «Они готовы видеть вашу вину в этом происшествии».