Дашкова

Из мемуаров неясно, какое дело было Екатерине Великой до панталон господина Щербинина? Согласно княгине, на нее наговорил Зубов, показав государыне прошение портного.

Перед нами вершина айсберга, где Дашкова, сославшись на мелочный случай, лишь обнаружила проблему. «Я не хотела уехать из Петербурга, не заплатив долги дочери. У меня был еще свой долг в банке в тридцать две тысячи рублей, которым я ликвидировала свои заграничные долги»{1006}. За 12 лет, при щедрых пожалованиях со стороны императрицы, княгиня не покрыла заем? Вместо этого покупала и меблировала дом в столице, отстраивала Троицкое. Екатерина II имела основания возмутиться.

«Я заплатила большую часть долгов моей дочери, остальное же обязалась уплатить вскоре же по моем приезде в Москву», – уверяла Дашкова. Ее слова вступают в противоречие с письмом директора Дворянского заемного Банка П.В. Завадовского, который 21 марта 1795 г. сообщал Александру Романовичу о сестре: «Та беда, что она и в самый приличный поступок вольет чего-нибудь вонючего. Она должна в Банк серебром, отнеслась с просьбою… чтоб велели принять ассигнациями, или же по милости заплатить за ее сей долг. В обоих случаях отказано, а срам при нас»{1007}.

Это произошло уже в марте 1795 г. Значит, уехав из Петербурга в конце августа прошлого, 1794 г., Дашкова оставила долг в Банке, оправдываясь тем, что после путешествия по имениям все вернет. Из столицы княгиня отправилась в белорусское Круглое, потом под Москву в Троицкое, оттуда в Андреевское к брату. Но собрать нужную сумму не удалось. Весной нового года Екатерина Романовна вернулась в Петербург и заявила, что сама заплатить не может.

Ассигнации стоили гораздо дешевле серебра, и даже предложение внести их «в полтора» раза больше не спасало. К концу царствования обмен иногда шел по 10 копеек за бумажный рубль. Кроме того, Екатерина II была вправе посчитать, что и так сильно помогла подруге, отдав в опеку имение дочери и сохранив жалованья по Академии.

Когда инцидент был исчерпан? Не при жизни Екатерины II и даже не при Павле I. Перед коронацией Александра I княгиня взяла уже в Московском дворянском заемном банке 44 тыс. Часть суммы была потрачена по прямому назначению, часть ушла на покрытие новых долгов Павла Михайловича, а частью, наконец, погасили старый кредит в Заемном банке. В 1804 г. молодой император выдал из казны искомые 44 тысячи{1008}. На этом фоне часто цитируемые слова Марты Уилмот о том, что княгиня – единственный человек, который платит свои долги, – объясняются неосведомленностью.

Вернемся назад. Уезжая из Петербурга, Дашкова оставляла крупный долг. Зубов донес об этом государыне, показав, как наименьшую из жалоб, прошение портного. Но был еще один момент, могущий вызвать гнев императрицы. В «Записках» княгиня рассказала, что в последний вечер, когда Екатерина II ушла к себе, у дверей бабушки великий князь Александр и «его прелестная супруга случайно заградили мой путь, разговаривая с князем Зубовым». Наша героиня «шепнула» последнему о своем желании проститься. Тот пошел доложить, и после этого Дашкову встретили крайне неласково.

Представим сцену. Зубов уходит. С кем остаются цесаревич и цесаревна? С подошедшей к ним Екатериной Романовной. Их беседа вряд ли содержала что-то предосудительное. Но сам факт мог разгневать императрицу, она меньше всего хотела, чтобы «госпожа Пострелова» вертелась возле великокняжеской четы. На этом фоне последние слова государыни звучат не просто холодно, а с заметным облегчением: наконец-то вы уезжаете.

Зато в Академии прощание прошло очень сердечно. За 12 лет в ее стенах уже не осталось врагов Дашковой, только благодарные, облагодетельствованные ею люди. 14 августа княгиня попрощалась на Конференции с членами Академии наук. Даже сухой протокол передает волнующую атмосферу этой минуты: «Ее светлость госпожа княгиня поднялась и, трогательнейшим образом поклонившись всей Академии, обняла, прежде чем покинуть зал конференции, каждого академика и адъюнкта в отдельности, которые в полном составе проводили ее до дверей ее кареты, что сопровождалось единодушными их пожеланиями доброго здравия и благополучного возвращения»{1009}.

Глава 13. Последняя любовь

Смерть Екатерины II поразила Дашкову как гром среди ясного неба. Буквально поставила ее «на край могилы». «Моя дочь… боясь, что я упаду, поддержала меня.

– Нет, – сказала я, – не бойтесь за мою жизнь; к несчастью, я переживу и этот страшный удар; меня ожидают еще и другие горести, и я увижу свою родину несчастной в той же мере, в какой она была славной и счастливой в царствование Екатерины»{1010}.

До 6 ноября 1796 г. княгиня еще могла надеяться вернуться в Петербург. Правда, здоровье и возраст брали свое. В августе она попросила продлить отпуск еще на год и получила согласие. Жалование по Академии тоже было сохранено за ней{1011}.