Дашкова

Мать была в ужасе. Александру Воронцову летели письма с признаниями: «Я дрожу за свою дочь»; «Я не имею о ней никаких известий, я ничего не могу узнать о ней… Я не сплю, у меня постоянно судороги и колики»{995}.

Только после того как Варшава была взята войсками А.В. Суворова, под началом которого в тот момент служил князь Дашков, Анастасия вернулась домой. По просьбе матери Павел Михайлович нашел сестру и отвез ее в Киев.

Дела дочери задерживали княгиню в столице и откладывали уход с поста. Уже в апреле она продала свой дом на Английской набережной и поселилась в старом особняке отца на Фонтанке. «В этом большом пустынном доме я казалась себе принцессой, зачарованным злым волшебником, не позволявшим мне уехать». Ее держали финансовые заботы: «Мне было поручено управление имениями дочери. Я обложила ее крестьян таким легким оброком, что они считали себя счастливыми и даже те, которые покинули свои избы, вернулись домой»{996}.

Это примечательная история, рисующая отношения княгини с мужиками. Находясь в отчаянном положении, Анастасия продала «какому-то поляку» 100 душ из деревни Коротово. Это прогневало мать. Она отдала новому хозяину 4 тыс. рублей, чтобы вернуть собственность, и обязала крестьян в течение четырех лет платить оброк по 7 рублей с души, дабы возместить свои затраты. Потом жители Коротово были переведены на 2-рублевый оброк{997}. Как видим, мужикам пришлось самим оплачивать свой выкуп у нового владельца. Но, когда Дашкова возместила свои расходы, она перевела крепостных на существенно пониженный оброк, чем дала им возможность поправить хозяйство.

Рассуждение специалистов о среднем оброке в 5 рублей и выше, которым облагались частновладельческие крестьяне{998}, следует расширить, заметив, что в разных регионах страны оброк был разным в соответствии с качеством земли и близостью рынков сбыта. Так, под Москвой и Петербургом он мог доходить до 9 рублей, на черноземах Малороссии тоже был высоким, а вот для Новгородской губернии, где располагалось Коротово, с его бедным болотистым суглинком и 3-х рублей казалось многовато.

Так от кого бежали крестьяне, «покидавшие свои избы»? От неумелой Анастасии? От поляка? Или от 7-рублевого оброка? И когда они вернулись? Когда оброк стал 2 рубля. Княгиня особо подчеркивает, что «вследствие» ее щедрости «доходы с имения с трудом оплачивали проценты на капитал, данный… в уплату долгов дочери». Это значит, что Чернявка была не продана, а заложена в банк под проценты.

Счастливого пути

Итак, Дашкова заранее знала, что уедет. Завадовский в конце июля 1804 г., еще до официального ухода княгини, писал Семену Романовичу в Лондон: «Сестра твоя собирается оставить года на два столицу. Она недовольна; сам знаешь ее нрав, сколь трудно пребывать ей покойною в поступках и желаниях»{999}.

Последний том «Словаря» появился 5 августа, и той же датой помечено прошение Екатерины Романовны об отставке со ссылкой на «расстроенное свое состояние»{1000}. В рапорте особо подчеркивалось, что за годы руководства учреждением княгиня сделала «приращение» капитала на 526 188 руб. 13 ¾ коп.{1001} В «Записках» названа иная сумма: «Доходы увеличились на тысячу девятьсот пятьдесят рублей в год»{1002}.

Одновременно с прошением об отставке княгиня направила письмо статс-секретарю императрицы Д.П. Трощинскому, в котором поясняла: «Если всемилостивейшей государыне угодно, я с радостью при должности в Российской Академии останусь, дабы окончить начатое мною»{1003}. Именно такое поведение Екатерина II называла «двоякостями».

Дашковой был дан отпуск с сохранением жалованья. Любопытно, что в черновике указа после лестной оценки труда княгини имелись строки: «Желала бы я, чтоб вы не оставляли вовсе того места, где служение ваше ознаменовано успехом и пользою, и для того дозволяю вам…» Эти слова были зачеркнуты. Вместо них осталось: «Увольняю вас по желанию вашему для поправления здоровья и домашних дел»{1004}.

Почему так? Ведь сначала Екатерина II намеревалась сказать, что и она не против скорейшего возвращения старой подруги. Но вышло: уходя, уходите. Княгиня указала на Зубова, который буквально перед ней проскользнул в кабинет государыни и какое-то время оставался там. Войдя за ним, «я увидела вместо ясного спокойного выражения лица… физиономию возмущенную и даже с признаками гнева. Вместо сердечного прощания, она сказала мне только:

– Желаю вам счастливого пути, княгиня».

Что же произошло?

Как рассказано в «Записках», на следующий день выяснилась причина негодования. Екатерине II внушили, что старая подруга покидает город, не оплатив долги дочери. Портной, шивший для Анастасии и Андрея Щербининых, принес государыне жалобу и представил вексель, подписанный обоими супругами. Дашкова отказывалась платить по нему, т. к. «это счет мужского портного, поставлявшего одежду самому Щербинину и ливреи его лакеев». Княгиня писала: «Я не брала на себя обязательств платить долги моего зятя, владевшего состоянием, равным моему»{1005}.