Дас Систем

— Вдумайтесь: кто на самом деле царствует на нашей планете? Предположу, вы уверены, что хозяин мира — человек. Но как этот мир будет выглядеть для инопланетянина, если тот приземлится на Землю? Первыми он увидит шумные металлические коробки, рассекающие туда-сюда на четырёх колёсах. Может быть, он назовёт их нефтесосами. Он придёт к мысли, что «нефтесосы» разводят для себя помощников, которые их репродуцируют и снабжают пищей. Эти помогающие им существа даже ведут войны за пищу для «нефтесосов» и строят новые и новые поверхности, по которым те передвигаются. Постепенно наша планета превращается в место с оптимальными условиями для существования «нефтесосов», а прежние формы жизни — деревья и трава, например, всё больше с неё вытесняются, — Вайзенберг вздохнул. — Научно-фантастические фильмы пророчат нам сценарий, по которому в будущем машины захватят власть на Земле. Думаю, это уже произошло. Только мы не заметили.

Марк некоторое время молчал. Он не мог решить, кто перед ним — гений или сумасшедший.

— Ноавтомобилинеживыесущества! — воскликнулон. Вайзенберг кивнул.

— Нет, конечно, по крайней мере, согласно распространённым определениям слова «жизнь». Но это неважно. Эволюционируют и неживые объекты, когда репродуцируются и мутируют. Возьмём, к примеру, вирус гриппа. Он не более живой, чем машина. Наоборот, даже у автомобилей, по крайней мере, есть обмен веществ, а у вирусов его нет. Попробуйте отыскать среди распространённых определений живого организма такое, которое покрывало бы водоросли, гидру и муравья, но исключало бы города.

Марк задумался. И правда, любое определение жизни из тех, что были ему известны, включало в себя критерии наличия у объекта обмена веществ и способности к репродукции. В некотором роде города соответствовали этим критериям. И разве многоклеточные организмы, такие, как человек, не были, по сути, огромными городами, сложными симбиотическими группами миллиардов отдельных клеток? Интересная мысль. Однако…

— Однако мы определяем своё поведение, — заметил он. — Мы создали автомобили, потому что они нам полезны. Когда в них отпадёт надобность, мы их просто истребим.

Вайзенберг посмотрел на него испытующе.

— Да неужели? Я знаю кучу людей, которые с великой радостью истребили бы все автомобили. Но им это никогда не удастся. Из-за машин погибло намного больше людей, чем спаслось с их помощью. Не говоря о жертвах экологических катастроф и войн за нефть.

Он показал на фиалку, стоявшую на подоконнике.

— Я понимаю, что это звучит как бред, но нами управляют вещи, которые мы производим. Точно так же, как цветы управляют пчёлами. Пчелы используют цветы как источник нектара. Цветы используют пчёл как транспортное средство для пыльцы. Кто кем управляет? Эволюции без разницы. В течение миллионов лет она вынуждала растения зацвести прекрасными цветами. И у этих цветов лишь одна цель — управлять поведением пчёл. Это система взаимозависимости, которая привела к появлению практически бесконечного многообразия форм жизни.

Вайзенберг встал, вытащил из ящика письменного стола плитку шоколада и положил её на стол для переговоров.

— Представьте, вы пришли в крупный супермаркет, — продолжал он. — Тут вы наглядно поймёте, как работает эволюция в экономике. Десять тысяч продуктов конкурируют за ваше внимание и пытаются незаметно или явно повлиять на ваше потребительское поведение. Я однажды подсчитал: там, где я купил эту шоколадку, в среднем по размеру супермаркете, было сто пятьдесят четыре наименования от семнадцати производителей. Одного молочного шоколада было двадцать шесть сортов, каждый из которых вряд ли сильно отличается по вкусу от этого. Сто пятьдесят четыре наименования! Кому нужен такой выбор? Никому! Люди в недоумении стоят перед полками и, в конце концов, поддаются искушениям рекламы.

Единственная причина, по которой существует так много наименований шоколада, это — принцип эволюции. Производители конкурируют за покупателя. Они пробуют привлекать его разными вкусами, разными упаковками, разными ценами, разными маркетинговыми стратегиями. То, что сработало, копируется и улучшается. Репродукция, мутация, селекция до скончания веков. В итоге, у нас больше шоколада, чем мы можем съесть. А нужен ли нам шоколад? Разве кто-то утверждает, что человечеству полезно есть больше шоколада? Нет, конечно! Убыток экономики в секторе здравоохранения, возникающий из-за чрезмерного потребления сахара, намного больше, чем суммарный оборот всей шоколадной промышленности!

Марк с опаской глядел на плитку, как будто она в любой момент могла прыгнуть на него и задушить. Неужели Вайзенберг прав?

— Допустим, слишком много шоколада — вредно, — сказал Марк. — Но так уж люди устроены. И шоколадные фабрики осознанно решают, какие сорта производить. А мы в любой момент можем от них отказаться!