Дары Пандоры

Они идут на юг, подальше от территории, которую мисс Джустин назвала Выжженной Тенью, – но Мелани продолжает постоянно оборачиваться назад, по привычке. Они поднялись на холм, с которого открывается отличный вид на дорогу, по которой они шли из города, где спали ночью и где она отпустила лису. Многие мили плавного спуска и подъема как будто засыпаны углем. Она тихо спрашивает мисс Джустин еще раз, чтобы убедиться, что правильно все поняла.

– Раньше эта земля была зеленой? – Мелани показывает назад.

– Да. Здесь были леса и поля, как в том месте, где мы оказались, когда уехали с базы.

– Почему они сожгли здесь все?

– Они пытались таким способом остановить голодных в первые несколько недель после появления инфекции.

– Но у них не получилось?

– Нет. Они были очень напуганы. Многие из тех, кто должен был принимать важные решения, были сами заражены либо сбежали и попрятались. Те, кто остались, не знали, что делают. Но я не уверена, что они могли сделать что-то получше. Было слишком поздно. Все это зло, которого они так боялись, уже произошло к тому моменту.

– Зло? – спрашивает Мелани.

– Голодные.

Мелани переваривает ее слова. Может, это и правда, но они ей не нравятся. Совсем не нравятся.

– Я не зло, мисс Джустин.

Мисс Джей извиняется. Она берет Мелани за руку и ободряюще сжимает. Это не так приятно, как объятия, но куда безопаснее.

– Я знаю, дорогая. Ты неправильно меня поняла.

– Но я голодная.

Пауза.

– Ты заражена, – говорит мисс Джу. – Но ты не голодная, потому что все еще можешь думать, а они не могут.

Это весомое различие. Мелани совсем не учла его. А ведь это действительно отличает ее от них. Может, есть и другие отличия? Может, она и не монстр, в конце концов?

Эти онтологические вопросы тянут за собой другие, более практичные.

– Именно поэтому я очень важный образец?

На лице мисс Джей сначала возникает боль, затем гнев.

– Вот почему ты важна для исследовательского проекта доктора Колдуэлл. Она считает, что может найти что-то внутри тебя, что поможет сделать ей вакцину для всех выживших. Антидот. Чтобы никто больше не превращался в голодного, или если превратился, чтобы можно было вернуть его обратно.

Мелани кивает. Она знает, что это на самом деле важно. Но она также знает, что не все беды, обрушившиеся на эту землю, имели ту же причину и происхождение. Инфекция была злом. Поэтому люди, принимающие важные решения, попытались ее контролировать. Для этого они начали ловить маленьких детей и резать их на куски, чтобы попытаться сделать лекарство, превращающее голодных обратно в людей.

Это не просто Пандора, у которой был неподдающийся ее воле недостаток. Кажется, что всех создали таким образом, чтобы иногда они совершали глупые и неправильные поступки. Или почти всех. Кроме мисс Джустин, конечно.

Сержант Паркс подает им сигнал подняться и двигаться дальше. Мелани идет впереди мисс Джустин, туго натягивая поводок, погруженная в водоворот своих новых мыслей. Впервые ей не хочется возвращаться в камеру. Она начинает понимать, что камера была лишь крошечной частью чего-то большего, как и все, кто идет сейчас рядом с ней.

Она проводит соединения, которые уходят от ее собственной жизни в удивительные и пугающие дали.

47

Лондон глотает их очень медленно, по кусочку зараз.

Это не Стивенейдж с его большими полями и широкими дорогами, приводящими тебя сразу в центр города. Для Кирана Галлахера, который нашел Стивенейдж довольно большим и впечатляющим, переварить Лондон становится практически непосильной задачей.

Они идут, и идут, и идут, и все никак не зайдут в город – сердце которого, по словам сержанта Паркса, еще, как минимум, в десяти милях южнее.

– До сегодняшнего дня мы проходили только маленькие города, – говорит Хелен Джустин Галлахеру, сжалившись над его страхами. – А Лондон разрастался по мере того, как все больше и больше людей хотели жить в нем, поглощая множество ранее отдельных городов.

– А сколько людей в нем жило? – Галлахер знает, что это вопрос десятилетнего ребенка, но интерес побеждает.

– Миллионы. Намного больше, чем осталось во всей Англии сейчас. Если только…

Она не заканчивает, но Галлахер понимает, о чем она. Если не брать в расчет голодных. Но их и нельзя учитывать. Ведь они больше не люди. Ну, не считая этого странного маленького ребенка, который больше похож…

Он даже не может сказать, на кого. Живая девочка, может быть, одетая как голодный. Нет, не так. Взрослый, одетый как ребенок, одетый как голодный. Так же, как ты засовываешь язык на место выпавшего зуба, Галлахер исследует свои чувства к ней и приходит к тому, что она ему нравится. Отчасти потому, что она так сильно отличается от него. Она как четыре пятых из пяти восьмых из хрен знает скольких, но она не верит во всю чушь, что ей говорят. Она даже может ответить сержанту, что сродни мышке, огрызающейся на питбуля. Удивительно!