Читаем Дарвин полностью

Одним из коренных отличий человека считалась религия. Дарвин, всегда старавшийся не задевать чувства верующих, на сей раз зашел так далеко, что не всякий современный биолог с ним согласится. Он, правда, оговорился: речь не о том, «существует ли Творец, — вопрос, на который отвечали утвердительно некоторые величайшие из когда-либо живших умов», а о том, является ли вера в его существование особенностью человека. Увы — нет. Аборигены Огненной Земли или Новой Зеландии — люди, но они не имеют понятия о Творце. Они верят в злобных духов и «воображают, что предметы и явления природы одушевлены». Но и животные делают то же! «Моя собака… лежала на траве в жаркий тихий день. На небольшом расстоянии от нее ветерок случайно пошевелил раскрытый зонтик — обстоятельство, на которое собака не обратила бы, вероятно, ни малейшего внимания, если бы кто-либо находился возле. Как бы то ни было, но всякий раз, как зонтик шевелился, собака начинала сердито лаять. Вероятно, она сообразила быстро и подсознательно, что движение зонтика без видимой причины обличает присутствие неизвестного живого существа…»

Собака, как никакое иное животное, обнаруживает нечто схожее с религиозным чувством, ведь оно — «сложное целое, состоящее из любви, полной покорности высшему и таинственному повелителю, из сознания зависимости, страха, уважения, благодарности, надежды на будущее… мы видим некоторое отдаленное приближение к этому душевному состоянию в горячей любви собаки к своему хозяину, соединенной с полной покорностью, некоторой боязнью и, может быть, еще с другими чувствами». А вот что говорит по этому поводу современная наука. В. А. Красилов: «Чувство домашних животных к человеку можно назвать проторелигиозным… люди в данном случае воспринимаются как члены клана, занимающие в нем более высокое положение, а хозяин — как сверхальфа… Связь с иерархической структурой обнаруживается в иерархии божеств, желании повиноваться им, заслужить их благосклонность, в молитвенных позах, напоминающих позы подчинения у животных. Не случайно более сильно проявление религиозного чувства у подростков и женщин. В то же время высшее божество, будь то Зевс, Иегова, Тор или Аллах, принимает облик зрелого мужчины в расцвете сил, полновластного главы семьи (Лев Толстой писал, что в минуту отчаяния даже самые отъявленные атеисты взывают к Богу; если так, то, вопреки его выводам, подтверждается не существование Бога, а связь религиозного чувства с беспомощностью)».

Есть другие концепции происхождения религии, но поскольку Дарвин о них не знал, не будем на этом останавливаться; отметим только, что религии, как и языки, подвержены борьбе за существование, эволюции и дивергенции. Ислам разделился на сунизм и шиизм, тот на двухдесятичное учение и исмаилизм, и так далее; у христианских конфессий был общий предок, от которого православная ветвь отделилась в XI— XII веках, протестантская — в XVI веке; промежуточные ветви, как англиканство, имеют все меньше сторонников, иные вымерли: кто, кроме специалистов, сейчас помнит, кто такие богомилы, катары, альбигойцы? И самая жестокая борьба за существование ведется между близкими, претендующими на одну нишу: в Варфоломеевскую ночь католики резали протестантов, не обращая внимания на евреев…

Если не религиозное чувство, то что, по мнению Дарвина, отличает человека от других животных коренным образом? «Нравственное чувство или совесть». Но оно не привнесено извне, а возникло естественным ходом. Это кажется невозможным. Есть вещи, появление которых понятно, — умения, интеллект: «Если бы какой-нибудь член племени, более одаренный, чем другие, изобрел новую западню, оружие или какой-либо новый способ нападения или защиты, то прямая личная выгода… заставила бы других подражать ему… упражнение в новом ремесле должно было, в свою очередь, развивать умственные способности. Если новое изобретение было важно, то племя должно было увеличиться, распространиться и вытеснить другие племена. В племени, которое стало многочисленнее вследствие таких причин, будет более шансов для рождения других одаренных и изобретательных членов. Если такие люди оставят детей, которые могли бы наследовать их умственное превосходство, то шансы для рождения еще более одаренных членов несколько возрастут; даже в том случае, если эти люди не оставят потомков, в племени будут все-таки находиться их кровные родственники».

Но совесть, порядочность? Ведь мы помогаем ближнему лишь потому, что нам даровали эту потребность свыше, а если бы не даровали, то и не помогали бы? Ведь выгоднее же, естественнее же быть сволочью? Дарвин сам признал: «Сомнительно, чтобы потомки людей благожелательных и самоотверженных или особенно преданных товарищам были многочисленнее потомков себялюбивых и склонных к предательству членов племени… Наиболее храбрые люди, идущие всегда на войне в первых рядах и добровольно рискующие жизнью для других, должны в среднем гибнуть в большем числе, чем другие». И все же, считал он, для общественного животного лучше иметь совесть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии