Мое сердце предательски затрепетало от его вопроса. Неужели он имел в виду
— Конечно, — ответила я. — Я частенько думала о том, что будет, когда мы…
— Я имею в виду то будущее, что простирается дальше, за пределами нашей краткой жизни. Будущее мира — через сотню или пять сотен лет. Вы когда-нибудь задумывались о нем?
Кровь прилила к моим щекам. Как глупо с моей стороны было подумать, что он имел в виду…
— А я часто размышляю об этом, — продолжил он. — О том, каким станет наш мир. За последнее тысячелетие, а может и больше, он мало изменился… После падения Рима наше развитие затормозилось, мы начали отступать назад во мрак и только сейчас вновь выходим к свету. К свету знаний, разумеется. Но отныне, полагаю, рост наших успехов пойдет быстрее. Я понял это, когда мой друг Лука рассказал мне о математических достижениях… они открывают перед нами множество новых возможностей…
Его взгляд устремился к горизонту или даже дальше. Но вдруг его лицо омрачилось:
— В молодости мне хотелось прожить как можно дольше, чтобы увидеть блестящее будущее. Я представлял себе мир в виде идеальных городов, созданных творчеством философов и ученых. В том будущем царило совершенство и жизнь людей обретала гармонию. Наука победила болезни. И люди научились совершать дальние путешествия так быстро, что нам пока даже не вообразить той скорости… человек обрел способность
— Да, — сказала я, коснувшись его руки, — это было бы чудесно…
ЛЕОНАРДО
Но, добавил я, теперь будущее видится мне совсем по-другому. Она спросила меня — что же изменилось? Что я имею в виду?
— Я постарел, Доротея. Я прожил на этой земле уже полвека и только сейчас осознал ужасную правду о нашем будущем. Видите ли, все те идеи, что рождались у меня для улучшения нашего мира… они могли бы воплотиться в жизнь.
— И я уверена, Леонардо, что так и будет. То есть они воплотятся…
— Нет, вы не понимаете. Для того чтобы идеи стали реальностью, нужно обладать властью. Но когда я представлял мои идеи власть имущим, герцогам, королям, генералам, они не вызвали у них интереса. Их интересовали только мои другие изобретения, мое
Завершив страшное пророчество, я погрузился в молчание. Доротея глянула на меня так, словно я, в отличие от человеческого рода, одержим безумным стремлением к смерти. Я грустно улыбнулся, желая убедить ее, что не тронулся рассудком:
— Доротея, если я создам летательный аппарат, то герцог с его помощью будет сбрасывать на людей пушечные ядра. Не означает ли это, что мне не следует изобретать летательную машину?
— Я… я не знаю.
— Увы… и я тоже.