Во всех этих замках мое задание оставалось неизменным — сделать их по возможности неприступными. И через несколько дней Сан-Лео действительно стал бы неуязвим. Однако эти бунтовщики оказались хитрее. Должно быть, они велели плотникам оставить несколько балок на подъемном мосту, чтобы его не смогли закрыть. И теперь их отряд попал в замок с предельной легкостью, сокрушив стражников ударами мечей.
Все это казалось отражением странного, иного мира, словно мы наблюдали какую-то выставку оружия, но вскоре заметили, что в нашу сторону скачет всадник, один из курьеров герцога. Пришпоривая лошадь, он призывно кричал, стараясь предупредить отряды дона Микелотто, расположившиеся лагерем у подножия холма. Он быстро приближался, и я уже разглядел его лицо — лицо романьянского паренька, даже моложе Салаи. Увидев нас, он крикнул:
— Мятежники! Они захватили замок!
Мы ответили ему молчаливыми взглядами. Что он хочет, чтобы мы сделали?
Он подъезжал все ближе, выкрикивая все те же слова и вглядываясь в тенистую тропу спускавшейся по склону рощи. Я оттащил Салаи в сторону, и мы увидели, как всего в нескольких лошадиных корпусах от места нашего укрытия розовощекое лицо парня вдруг застыло, крик замер в его горле, и он, выбитый из седла, медленно пролетел по изломанной дуге и рухнул на траву. До меня донеслись глухие удары о землю, скрежет металла и фырчанье перепуганной лошади, промчавшейся дальше к подножию холма.
Я видел, как исчезла за деревьями лошадь, а потом глянул на землю. Парень лежал почти перед нашими ногами, его молодую грудь защищали блестящие доспехи, золотисто-красный мундир порвался и покрылся грязными пятнами. Руки были раскинуты, как у Христа на кресте. Шлем откатился на пару шагов и замер в высокой траве. Глаза парня открыты, но незрячи. Душа покинула разбитое тело, она больше не поет. Адамово яблоко пронзила стрела, ее наконечник устремлен в небо. Острие окрасилось блестящей алой кровью.
Я крепко ухватился за ствол дерева, которое, казалось, задрожало в моих руках. За моей спиной тихо зарыдал Салаи.
Маджоне
ВИТЕЛЛОДЗО
Донна Паоло пытался отговорить нас. В который раз.
— Давайте лишь не будем так горячиться и взглянем на вещи разумно, — увещевал нас он. — Борджиа по-прежнему имеет поддержку Франции. Если мы сейчас будем действовать недальновидно, то погибнем раньше, чем успеем пожалеть о собственном безрассудстве и…
Каков трус! Мерзкий отступник! Неужели он действительно думал, что мы не видели, как он шептался по углам со своим родственничком Роберто? Неужели он действительно настолько глуп и полагает, что мы воспримем его увещевания за чистую монету?
К дьяволу. Я вызвал слуг и велел им отвести меня в столовую. У меня больше не было сил стоять и слушать эту чушь. Да и чувство голода напоминало, что пора ужинать. Но когда дверь открылась, чтобы выпустить меня, во двор въехал курьер. Мы выслушали доставленные им новости, но никто из нас не мог поверить тому, что мы услышали. Мятежники захватили крепость Сан-Лео, а Урбино вновь перешел в руки Монтефельтро.[32] В империи Борджиа появились первые значительные бреши.
— Вот это да… — прошептал Джанпаоло.
А донна Паоло побелел от потрясения.
Жребий брошен. Сделан первый ход. Хорош он или плох, но отступать поздно. Наша война объявлена.
Имола
НИККОЛО
Мне удалось добраться до Имолы только к вечеру. Городок невелик, но выглядит процветающим, и жизнь в нем течет вполне размеренно. Я проехал мимо нескольких ярко освещенных таверн; оттуда доносился дразнящий аромат жареных колбасок. На рыночной площади мне пришлось немного замедлить шаг, собравшиеся там горожане радостно лопотали что-то на своем местном диалекте. И в разношерстной толпе я с воодушевлением заметил много молоденьких девиц. (С тех пор как этим летом у нас родилась дочь Примерана, наши с Мариеттой ночи стали почти так же романтичны, как очистка канализации в трущобах.) Проехав по главной улице, я увидел перед собой квадратную краснокирпичную крепость с приземистыми круглыми башнями на каждом углу. Невзрачное, но мощное на вид сооружение. Возможно, я буду благодарен такой твердыне, если мятеж против герцога наберет силу.