Я увидел там имя Макиавелли. Увидел имя Содерини. Увидел и свое собственное имя. Усмехнулся, приписал имя Вителлодзо Вителли и, перечеркнув его, вернул владельцу.
— Прочтите мое дополнение, — предложил я.
Он смиренно ознакомился с новой записью.
— Вам чертовски повезло, Вителлодзо. Вам только что представилась редкая возможность. Вы заглянули в собственное будущее.
ВИТЕЛЛОДЗО
Здесь, в этой темнице, пропитавшейся зловонием крови, мочи и смерти, мне вдруг вспомнились слова привидевшегося во сне брата: «Даже побежденный, ты останешься победителем». После казни Паоло мир для меня стал серым и холодным, но скоро я покину его и попаду в мир иной, справедливый и прекрасный. Я вновь воссоединюсь с братом, распрощавшись навеки с тем адом, в который превратилось наше земное существование.
Я не могу назвать себя праведником, мне приходилось немало грешить. Но я менее грешен, чем человек, который вскоре предаст меня смерти. Кажется, он удивлен, что я не кричал и не молил о милости, когда его палач с изуродованной шрамом физиономией начал кромсать мое тело. Сомневаюсь, что сам Борджиа выдержал бы хоть пару минут такой боли. Но, в конце концов, мое мужество не имело никакого значения.
— Все ваше мужество, Вителлодзо, теперь бессмысленно, — глумливо начал он. — Историю пишут победители. А я расскажу, каким вы оказались трусом, и все мне поверят. Я расскажу, что вы по-бабьи рыдали и молили о пощаде. Безусловно, вашу жену и детей также ждет смерть, вскоре я завладею вашим городом. От вас на земле не останется никаких воспоминаний, разве что в кратком примечании к моей истории. Глупец. Трус. Предатель. Неудачник. Вот такая останется о вас память.
Я промолчал. К чему попусту тратить слова.
В мою камеру притащили Оливеротто, и он с ходу начал обвинять меня в том, что я обманом вовлек его в заговор. Он заявил, что все козни строил я, а сам он с самого начала отговаривал меня от измены. Я просто вздохнул, покачав головой. Неужели ему не понятно, что именно этого Борджиа и добивался? Чтобы мы начали обвинять друг друга, унижая самих себя.
— Ради бога! — воскликнул я. — Давайте просто покончим со всем этим.
— Верно, давайте, — согласился Борджиа. — У меня масса дел. Микелотто? Пожалуйста, покончи с этими предателями.
Меня грубо усадили на какую-то скамью — спиной к спине с Оливеротто. Микелотто связал нас вместе, потом накинул петлю на наши шеи. Всем своим телом я ощущал, как дрожит Оливеротто. Я слышал его нытье и всхлипывания. Но сам я даже не дрогнул, не унизился до чертового стона. Слезы навернулись мне на глаза, лишь когда я вдруг подумал о моих детях, которых истребит это чудовище, но мне не хотелось позволить ему насладиться моей слабостью, поэтому, прогнав эти мысли, я представил себе, как мой брат Паоло глядит на меня с небес. Как он сейчас гордится мной в его благородном величии! Какие красочные его окружают небеса, и как белоснежны облака с отдыхающими на них ангелами! Кожаная петля затянулась под моим адамовым яблоком, и наш душитель вставил в нее утягивающую кочергу. Оливеротто в ужасе замычал и начал раскачиваться. Затылком я ощутил, как задергалась его горячая и влажная шея, пытаясь вывернуться из нашей петли. Скоро я буду с тобой, Паоло, — с тобой в том царстве, где правит справедливость, где повержены все чудовища, где выживают лишь раскаявшиеся праведники. Я начал задыхаться. Жилы на руках вздулись как змеи. Мне жаль, что я так и не смог отомстить твоим убийцам, брат мой, но…
— Это не важно, — прошептал он. — Твоя победа близка.
Мой взгляд остановился на забрызганной кровью стене. Но вот она начала бледнеть, и я узрел божественное сияние, расцвеченное яркими радужными цветами.
ЧЕЗАРЕ
Их лица почернели. Языки распухли. Глаза вылезли из орбит, и в воздухе запахло дерьмом. Микелотто рассек грудь Вителлодзо, вырезал еще бьющееся сердце и показал мне. Потом плюнул ему в глаза, в которых уже угас свет жизни. Так ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ убить человека…
Он развязал удавку. Свалил трупы на пол.
— Сожгите тела, — велел я по-испански, — а головы выставим на обозрение.
— А Орсини? — кивнув, спросил Микелотто, начиная точить топор.
— Побережем его еще денек, — сказал я. — Вы же не хотите получить все подарки сразу?
Он ухмыльнулся, а я направился к выходу из темницы.
По пути я глянул в сторону камеры Донны Паоло. Он оторвался от созерцания своего дерьма и со слезами прошептал:
— Чезаре…
— Да, Паоло, — сказал я и, помедлив, улыбнулся. — Ваша стратегия оказалась порочной. Полагаю, вас ожидает шах и мат.
Провожаемый его завываниями, я поднялся во дворец.
Один во мраке ночи, наслаждаясь сознанием триумфа, я уснул, и мне приснилась Лукреция.
В моем сне мы с ней были вместе. Возлежали обнаженные на ложе любви. И наше ложе покоилось в заоблачной вышине горной вершины. На такой высоте никто нас не потревожит. Мы — Король и Королева Мира. Мы целовались. Мы сливались друг с другом в экстазе. И в том сне наши отношения казались прекрасными.