Он не шевелился. Видимо, обездвижил от наглости.
— Я тебя не приглашал.
Приподнялась, заглядывая в зеленые глаза. В полумраке комнаты они похожи на темный, вечнозеленый, непроглядный лес.
Волнение все же пробило себе путь.
Нельзя его показывать.
— Хорошо, — кивнула с демонстративным спокойствием. — Скажи, что не хочешь спать со мной, и я уйду.
Ее выдало участившееся дыхание и сердцебиение, которое не скроешь натянутой на лицо маской. И ждать его реакции оказалось тяжело, хотя представлялось элементарным.
Он молча всматривался в янтарь с золотым вкраплением. Что сказать? Что сам хотел ее позвать к себе? Признать свою слабость перед ней? Или ответить колкость, чтобы ушла?
Что?
Что сделать?
Пока его мысли метались под обстрелом вопросов, Феликса уперлась ладонью в подушку за его головой, вторую положила на щеку, поглаживая скулы.
Наблюдал, как она тянется к нему. Сама. Даже когда он, по привычке, пытался ее оттолкнуть своими словами.
Мягкое, нежное прикосновение к губам. Без привычной бешеной страсти, когда сносит крышу и их без конца кусаешь, посасываешь, потому что это важно в тот момент. Нужно как воздух.
Слишком мягко. Слишком нежно. Слишком… сладко.
Так, как он не привык. Но, оказывается, не менее приятно.
Его ладони скользнули по спине на талию, под легкую ткань короткого, свободного топа. Туда, где болталась резинка от таких же шорт. Перетянул ее на себя, не обрывая поцелуя, поглаживая оголенные ягодицы. И выше. Выше.
Она слегка прикусила его нижнюю губу, лизнула ее и отстранилась, смотря на него сверху вниз.
Жар в животе усилился от этого вида.
Он отвел ее падающие на лицо волосы назад, мазнув по скуле, по маленькому ушку. Ей позволяется слишком много. Ей и не требуется позволения. Потому что это Фоукс.
— Ладно, пойду к себе, — прошептала, с улыбкой наблюдая за проявляющимся удивлением на его лице.
Закусила губу, слезая с него, и оказалась вдавлена в матрас. Спину остудила прохлада простыни, а спереди сплошное пекло.
Рваный вздох повис в тишине от его прижавшегося к ее паху члена сквозь ткань штанов и шорт.
— Предлагаешь мне спать со стояком?
Подался вперед, срывая всхлип, будто без этого она бы не поняла. Втянул в себя мочку уха, куснул, тут же зализывая. И поймал себя на мысли, что постоянно так делает. Ему нравится, как она при этом вздрагивает и задерживает дыхание.
Прежде подобные ласки оказывали
Он уже знает все реакции тела Фоукс на него. И каждая —
Возбуждает сильно. Неконтролируемо. Видеть
— По-моему, честно: я сплю одна, ты — со стояком.
Сместился от уха к губам, заглядывая в откровенно смеющиеся янтарные глаза.
— Охуевшая, — выдохнул, цепляя зубами нежную кожу губ.
Тихий стон сорвался с них ему в рот. Поймал его, впитывая. Запоминая. Очередное пополнение "коллекции Фоукс". И плевать, что их там уже достаточно. Каждый — слаще предыдущего.
— Ты сделал меня такой, — мягкий искристый смех прошил сотнями разрядов.
Блять. Слушать бы вечно.
— Я очень, очень плохо на тебя влияю, — пропустил твердый сосок между пальцев, ловя на ее губах новый стон. — И результат мне нравится.
Встретил прямой горящий взгляд.
Он впервые произнес вслух слово "нравится" по отношению к ней. Не так уж сложно, когда правда.
Она надавила ему на грудь.
— Так это был твой коварный план?
Поддался, перекатываясь на спину, чувствуя влажное белье у себя на животе. Сжал ее талию от болезненной пульсации в члене.
Два изящных движения —
— Ты никогда не была моим планом, Фоукс, — голос сдался в аренду хрипу.
Топ полетел в сторону, а она — спиной на кровать.
Удобно. Мягко.
И одеяло рядом, точно не замерзнет.
Оставил жалящие поцелуи на фениксе, лизнул перо на ключице. Он почти смирился с татуировкой. Лучше, чем с красными волосами, но все же не до конца.
Плавно сместился на грудь, оставляя влажную дорожку из поцелуев, подмечая, как ее пальцы царапают простынь.
Кайф.
Ради него он даже готов вытерпеть лютое напряжение в штанах.
Потянул резинку шорт вниз, опаляя дыханием кожу плоского животика. Задрожала, всхлипнув. И снова — от прикосновения губ.
Подцепил резинку белья, стаскивая вместе с шортами, откидывая куда-то в сторону.
— Шам, — полушепот-полустон, словно хотела добить.
Он и так еле сдерживался. Желание растянуть момент и жестко оттрахать вели непрерывную борьбу.