— …то это совсем не повод, чтобы дружески обнявшись, уйти в закат. Скорей наоборот. Такие как мы, друг друга не переносят. На одной территории, — она задумалась и замолчала. — Удивительно ставит мозги ощущение себя настоящей, — пробормотала она. — Только это отнюдь не означает мир, дружбу и всеобщую любовь. Напротив…
— Возможно, — кивнул Люк. — Для тебя — так. А со мной по-другому. Я ведь другой. Понимаешь?
— Да.
Сестра смотрела на брата. Медленно кивнула. Раскрыла ладонь. Остатки мяча, похожие на лохматый цветок, вспорхнули с пола и опустились прямо в ладонь.
— Что-то изменилось?
Она кивнула:
— Изменилась я.
— Ты такая же резкая.
Она пожала плечами.
— Я не о характере.
— А о чём?
— Обо всём сразу, — она вздохнула, закрыла глаза, вновь открыла. — Почему бы не сказать? В моей голове меняют друг друга геологические пласты. В моей душе — тоже. Панцирь убран. И глаза стали видеть. Понимаешь ли, дело не в сломе мировоззрения, а в аккуратной маленькой такой фигне — я стала видеть. Мир стал другой. И я стала осознавать себя другой. На фоне того, что со мной происходит, вся эта импо-ребельская грызня — такая мелочь… — она откинула голову и рассмеялась переливчато-горловым смехом. — Не знаю, что ты там нашёл в своей голове. А я в своей нашло глубочайшее чувство неполноценности. О котором даже не подозревала. Не чувство. Ощущение. Я ведь ощущала, что слепа. Мне было тесно и душно. И плохо. И всё это билось, как птица — в коробке из картона. И всё никак не могло начать дышать. И закрывало слепые газа и било. Мир, чтобы ему стало так же больно. Людей — по той же причине. Врагов. Нет, дело, конечно, не только в этом. Бить я умею и люблю. Но это стимулировало, и как, мою эту… вечную непримиримость. Мне просто не хватало жизни, — она смотрела невидящими глазами перед собой. — Что-то было нужно. Бой, война. Я и воевала.
Она невесело усмехнулась и пожала плечами.
— А мне не нужна война, — сказал Люк. — Но я воюю. А должен примирять.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
— Что-то странное происходит вокруг, — сказала Лея. Не о Люке. — Жаль, не могу понять.
— Я чувствую тоже, — Люк кивнул. — И, к сожалению, тоже очень смутно.
Они переглянулись.
— Достаёт быть первоклашкой в возрасте студента? — спросила Лея.
— Ага.
— Меня тоже. Я вот подумала…
— Да?
— Если нам позвонить…
— Связаться?
— С императором и Вейдером. Потому что…
— Да, я бы тоже не прочь получить информацию о мире. Потому что сам её не могу добывать. Хотя…
— Что?
— Ничего, — ответил Люк. — То есть, что-то есть точно. Но это слишком неопределённо. И это касается только меня.
— Тебя?
— Да. Потому что это связано с Оби-Ваном.
— А при чём тут этот старый козёл?
— При том, что это мой учитель.
— Который учил тебя неделю?
— Нет. Четыре года как минимум. Не бою. Он… строил мою жизнь. И я… строился. И мы связаны друг с другом. Хотим мы этого или нет. И я за него в ответе.
— Ты — за него?
— Да, — ответил Люк. — Потому что он будет слушать только меня.
— Слушать? А зачем ему тебя слушать?
— Потому что никого другого он не услышит. И ни с кем другим не будет говорить. И любого другого оттолкнёт. И останется с одиночеством… и с собою. Я должен… я должен ему вернуть…
— То добро, которое он тебе сделал?
— Жизнь, — сказал Люк.
— Жизнь?
— Да. Жизнь.
— Я тебя не понимаю.
— Я… не знаю, как это объяснить яснее, — Люк вдруг ухмыльнулся. — Это глупо ужасно. Это ж я. Как всегда. Тебе это, например, ничего не напоминает?
Лея смотрела на него… и расплылась в улыбке:
— «Я должен поговорить со своим отцом».
— Верно, — Люк засмеялся. — Только теперь я буду слушать. Тогда я хотел говорить. А теперь я буду слушать. Джедаи… они говорят.
— И ситхи тоже.
— Да почти все, кто здесь живёт.
— Я тоже?
— Да.
Лея не обиделась. Она улыбнулась.
— А я буду слушать, — сказал Люк твёрдо. — Слушать и пытаться понять. Если мне позволят, — он дёрнул плечами. — Не знаю, насколько позволят. В мире идёт война. И воющие стороны не слишком-то склонны к разговорам. А я… я и так много не понимаю. Словом…
Он оборвал себя. Они оба прислушались к чему-то.
— Знаешь, — сказала Лея через минуту, — пожалуй, я позвоню императору.
И тут под их ногами дрогнула палуба корабля.
Великая Сила. Куай-Гон
Время и пространство в мире Великой Силы не постоянны. Не ровный процесс, не константа. Что-то, что может меняться. Исчезать. Когда в грубоматериальном мире живое существо находится на краю смерти или же срывается с него, в его голове в этот миг время и пространство перестают подчиняться течению по стандарту. Срываются с цепи. Образное устойчивое выражение обозначает это как «вся жизнь пронеслась у него перед глазами». Смерть неплохо лечит от амнезии. Точней, предсмертие. Жаль, что ненадолго. И в случае смерти, и в случае ухода от опасности живое существо быстро всё забывает. Живое существо вообще не способно удержать в голове больше, чем это безопасно для его рассудка. А для большинства лимит, который способны обработать их мозги, ужасающе мал.