— Я не о том, Вейдер, — жёстко сказал император. — Не о твоих физических неудобствах. О факте. Факте физической привязки тебя ко мне. От которой мы не можем освободиться четверть века. И которая и стимулировала эмоциональный взрыв, который чуть не привёл к гибели обоих. Всё дело в связи, — сказал император. — В том, что без меня твой организм нежизнеспособен. Вейдер, тебе не кажется, что это очень странно? Двадцать пять лет прошло. Ну, хорошо. С такими ожогами кожи и слизистых не живут. Тогда. Но я, как смог, вытащил тебя с помощью своих способностей. Впрочем, ты вытащил себя сам. Я помог. Дал дополнительные умения и силы. Но мы с тобой двое, без ложной скромности, самые сильные одарённые в галактике. И ты должен был излечиться, а я — излечить тебя. У меня сильнейшие способности к регенерации и исцелению. Несмотря на бред про тёмную сторону использования силы, которая лечить не может, а только разрушает, и которая нам только и доступна. За четверть века твоих и моих способностей по исцелению и регенерации должно было хватить
— Хм… Мы это всё и раньше знали.
— Да, но я хочу сказать… постой. В лаву тебя закатал Оби-Ван.
— При помощи Йоды.
— Да. На Набу Кэмера убил Оби-Ван.
— Тот отвлёкся.
— Не говори ерунды, Вейдер! Ты когда-нибудь отвлекался — в бою?
— Я… да.
Он чуть не отъехал к стене вместе с креслом — так вбуравился в него взгляд императора.
— Да, — ласково сказал Палпатин. — Именно так. Мидихлориане, Избранный, Оби-Ван, Йода. Хррамммм… — он засмеялся. — Как там, ты мне говорил, звали Оби-Вана? Тогда, в Храме? Что-то о том, что этот рыцарь был невероятно чувствителен к Силе? И что Сила вела его?
— Эмиссар Силы.
— Вот, — сказал Палпатин. — Откинулся на спинку кресла. Сложил ладони на животе. Улыбнулся. —
— Что?
— Вейдер, — император через секунду подался вперёд. — Мы не летим на Корускант. Нам надо…
Маленький корабль в гиперпространстве
Оби-Ван учился ходить.
Ему это давалось нелегко. Цеплянием ногтей по стеночке. Ватной слабостью в ногах. Ноги не свои. Руки чужие. Тело тоже. Он ни разу не думал об этом, а теперь понял. Понял младенцев. Оказалось, что движения младенца потому лишены координации и рассогласованы, что тот впервые пробует своё тело. Инструмент для возможности жизни. Машину. Скафандр. Оболочку.
Мы приходим в материальный мир откуда-то. Оттуда. Только
А потом надо выбросить вперёд заплетающиеся руки и за что-то схватиться. Потому что падаешь. Но даже этот жест не рефлекторный. Его нет в голове. В спинном мозге. Ты должен… должен выставить вперёд руки!..
Понимание приходит, когда кулём падаешь на пол.
Рина сидела в кресле посреди самой большой каюты на корабле и наблюдала за Оби-Ваном. Не комментировала. Не раздражала. Была. Смотрела. Внимательно и сосредоточенно. Возможно, это был талант. Возможно — отстранённость. А возможно — ещё что-то. Что Оби-Ван чувствовал, хоть не понимал. Что-то, что однозначно не переводило попытки человека научиться ходить в разряд смешного.
Скорей она была озабочена. И устала. Да, скорей именно так. До кончика спинного мозга. Ощущения как после марафона на выносливость. Когда уже пришёл в себя. Но двигаться всё равно не хочется. И реагировать на что-то — тоже.
— Здорово, — с раздражением сказал Оби-Ван, подтягивая к себе конечности, подтягивая всё тело, утверждая спину на поверхности стены. Вздохнул. И так и не расслабился. Сидеть тоже требовало усилий. — Всё расползается. В разные стороны.
— Ты не так давно сумел двигаться, — с практичной логикой возразила Рина. — Наоборот, результат очень хорош. Он просто потрясает.