-Она очень жестока, - продолжил Люк. - Одна из самых жестоких людей на этом посту за всё время существования Империи, - Люк смотрел отцу в линзы. – В её заведении люди исчезают бесследно. Говорят об особом психологическом воздействии, которое она применяет к задержанным. Говорят, что она находит удовольствие в допросе. Говорят, она нетерпима и беспощадна. Говорят…
-Да, знаю, - Вейдер снова кивнул. – Она старательно создавала этот имидж.
-Имидж?
-Да. Она вступила в должность как раз в то время, когда центральная власть ослабла. И тогда она заполнила силовым воздействием лакуны слабости центральной власти.
-И для этого надо было… применять…
-Необходим бы сильный страх, - отрешённо ответил Вейдер. – Страх, который у девяноста процентов перекрывал в зародыше любые мысли о том, что можно воспользоваться ситуацией.
-Но в её заведении убивают и, что хуже, калечат людей. Вот здесь, - он приложил ладонь ко лбу, - калечат.
-Это война.
-А ты, похоже, до сих пор со своей не вернулся! – в сердцах высказал Люк. И тут же пожалел об этом. Но Вейдер принял этот вскрик удивительно спокойно. Он промолчал. Так молчат люди, которые не видят надобности подтверждать очевидные факты.
-Прости, - сказал Люк.
-А я и не скрывал, что живу в жестоком мире, - ответил Вейдер. – Ты, кстати, тоже. Не думаю, что для тебя что-то новое во всём этом. Ты тоже воевал. И война была не игрушечной. Убить тебя могли. Это вполне вероятно…
-Пап, а там, у первой Звезды…
-Что?
-Ты… меня почувствовал?
На него долго смотрели тёмные слепые линзы. Люк вздрогнул и отвернулся.
-Люк, - сказал Вейдер, - эта история началась не со Звезды. И ты ничего не поймёшь, если не поймёшь сначала, что такое был давний Орден.
-Как я могу понять, если…
-Джедаи стали сейчас такой же сказкой и легендой, как ситхи когда-то?
-То, что рассказывал Бен, было действительно больше похоже на сказку, - печально ответил Люк. Он не хотел притворяться. – Но то, что он умел, было похоже на сказку гораздо больше, - он криво улыбнулся. – Я впервые видел, как человек творит чудеса. И он сказал, что я смогу то же… Хана тогда аж передёрнуло. Джедаи ведь под запретом, - Люк неожиданно заливисто хохотнул. – Но Бен ему очень понятно объяснил, что может сделать один старый джедай, запертый в гиперпространстве с одним обвешанным оружием контрабандистом. Хан такой, - Люк смущённо улыбнулся. – Он совсем неплохой человек. Но сначала ему надо доказать, что ты не сопляк, и с тобой можно иметь дело. Кажется, - улыбка снова стала печальной, - Хан к концу полёта уже размышлял, как бы заполучить старого джедая в долю. Сам понимаешь, неучтённый одарённый…
Он опомнился и взглянул на отца. Вейдер кивнул.
-Тебе нравился Бен?
-Да. Очень, - Люк не опускал взгляда. – Он был первый… и пока единственный, который увидел во мне меня… настоящего. Который чего-то такого коснулся, о чём никто раньше не подозревал. Он был… очень печальный. Мне кажется, он стал таким только со мной. Я хочу сказать… печаль – это ведь лёгкое чувство? А раньше была только тяжесть. И темнота. Понял, что когда согласился с ним уехать, я… я ему как будто ещё кусочек полноценной жизни подарил. Извини, пап. Для тебя он, конечно, враг и сволочь, но…
-Оби-Ван был воином и умер, как воин, - сказал Вейдер. – В каждый из определённых моментов я могу его ненавидеть. Лично. Но в общем и целом – я ему салютую мечом. Как и магистру Йоде. Как и всем, кто сражался до конца.
Пара вылупленных глаз.
-Но они… тебя искалечили! И чуть не убили…
-И отобрали детей, - кивнул Вейдер. – И чуть не сделали так, что я убил императора и покончил тем самым с собой. Это война, Люк. Я же говорил. Разве ты не понял?
Император.
Стыло одиночество холодной льдинкой между губ. Застывала душа. Тонкой струйкой в неё просачивался холод.
Император беспокойно шевельнулся. Это что ещё такое? Он осознал, что стоит посреди пустой каюты и смотрит в стену перед собой пропущенный им промежуток времени.
Что случилось? Опять?..
Твой мальчик с тобой, и ничего не случилось. Ага, язвительно ответил он сам себе. А теперь попытайся в этом убедить подсознание. Которое решило свалиться в бездну алогичных связей именно потому, что уж слишком устало болеть. Ты, конечно, сам и позволил. Но тебе это тоже надоело.
Любой шаг Вейдера от него, особенно шаг к сыну воспринимался однозначно. Пустота. Обрыв. Вакуум от с хлопком вычмокнувшего воздуха из пространства. Как будто время на мгновенье застывает. И в это мгновение, которое может длиться любой неопределённый срок, невозможно дышать. И мир вокруг умирает.
Палпатин с неодобрением покачал головой. Старость. Уже даже не старость – древность. Постепенно он истаивает, исчезает. Все события, все лица сливаются в неинтересный серый ком. И только горячая кровь его детей…
Которых в основном убивали.
Палпатин поджал губы типично стариковским жестом. Посмотрел на себя в этот момент в зеркало. С отвращением. Старик он и есть старик. А что ты ещё хочешь? Прожить тысячу лет жизнерадостным и здоровым? Эдаким молоднячком.
После шестисот не так уж легко поддерживать себя в форме и быть полным сил.