Палпатин улыбнулся:
– Жители Набу будут рады, узнав, что ваш космофлот хоть на что-то годится, ваше величество.
Оплывшее лицо Веруны налилось кровью:
– Они годятся на многое, очень на многое. Я же сказал вам, что намерен завершить сотрудничество с Торговой Федерацией и Хего Дамаском – и я сдержу свое слово.
Палпатин искоса глянул на хаттшу и ее приспешников из «Бандо Гора»:
– Не без помощи ваших новых партнеров, полагаю. И что же вы сделаете – прогоните корабли Торговой Федерации из сектора Хоммель? Бросите открытый вызов Дамаску?
– Дамаск предал всех. Спросите Гардуллу. Спросите Алекси Гарина. Мууну следовало усвоить урок тридцатилетней давности, который ему преподали граны.
Палпатин втайне порадовался его словам. «И ты совершаешь ту же вопиющую ошибку, которую допустили они».
– С чего вы взяли, что он этого не сделал?
Веруна начал было отвечать, но в последний момент прикусил губу и вместо этого сказал:
– С настоящего момента Набу сама распоряжается своими ресурсами. Гардулла и «Черное солнце» проследят за экспортом плазмы и импортом товаров, а «Бандо Гора» защитят наши интересы на космических трассах. Какая жалость, что вы будете лишены удовольствия участвовать во всем этом.
– И впрямь жалость, – согласился Палпатин, поднимаясь на ноги. – Но до тех пор, пока вы не назначите мне замену, ваше величество, я продолжу трудиться во благо Набу – как на Эриаду, так и на Корусканте. И если мне доведется увидеть Дамаска, я, безусловно, передам ему, что он недооценил… ваши амбиции.
Веруна задержал на нем взгляд:
– Можете не утруждаться, Палпатин. Вы его больше не увидите.
Плотно закрепив на лице маску транспиратора, Плэгас уверенно шел по холодным каменным комнатам, уже двадцать лет кряду служившим ему площадкой для экспериментов. Многие клетки были пусты, а узники – выпущены на свободу. Он думал о том, станут ли алые гриловые леса Тайника своего рода лабораторией, естественной средой для их эволюции. 11-4Д прошаркал мимо него в направлении внутреннего дворика, сжимая в четырех придатках металлический контейнер.
– Проследи, чтобы все данные были стерты, – велел Плэгас.
Дроид кивнул:
– Прослежу за этим в третий раз, магистр Дамаск.
– И еще, 11-4Д, сообщи Солнечной гвардии, что я свяжусь с ними на Тирсусе.
– Сделаю, магистр.
Плэгас вошел в комнату с высоким потолком, которая служила ему залом для медитаций. И пусть она давно и прочно запечатлелась в его памяти, он в молчании оглядел те немногочисленные предметы меблировки, которые здесь оставались, словно надеялся найти нечто такое, что ускользнуло от его внимания. Его взгляд упал на небольшую прихожую, где они с Сидиусом медитировали в тот день, когда Сила была изменена безвозвратно, и воспоминание было столь ярким и живым, что несколько долгих минут ничто не могло вывести его из мечтательной задумчивости.
Он знал, что Сидиус не совсем одобряет его одержимость тайнами жизни и смерти. Ученик определенно считал, что Плэгас слишком увлекся своими проектами – во многом в ущерб исполнению Великого плана; что Плэгас ставит свое выживание выше выживания всего Ордена. Между тем, на долю Сидиуса пришлось составление и воплощение замыслов, которые позволят им прийти к власти на Корусканте. Сидиус управлял галактическими событиями так же искусно, как Плэгас контролировал потоки темной стороны. Но иного и быть не могло, ведь Сидиус обладал даром вводить в заблуждение, каким не мог похвастать ни один из владык, ему предшествовавших – включая Бейна.
Плэгасу казалось иронией судьбы то, что Сидиус стал воспринимать его примерно так же, как сам он думал о Тенебрусе в конце своего долгого ученичества. Тенебрус в большей степени верил в битскую науку и компьютерные расчеты, чем в искусство ситов… Но и Плэгас отлично понимал, что пришло его время вернуться в мир и встать подле Сидиуса, чтобы воочию лицезреть воплощение самой важной фазы их замыслов: восхождение Палпатина на канцлерский «трон» и беспрецедентное назначение Хего Дамаска соканцлером Республики.