— Эоган! — закричал Артаган и вскочил с места. Затем развернулся к надзирателю и вонзил в него дикий взгляд. — Вы заплатите за это!
— Полегче, старик. — Рука Войстока опустилась на консоль детонатора на поясе. — Прямо сейчас никто ни с кем расплачиваться не будет. Твой щенок только что подписал себе смертный приговор, и, во имя всех богов, ты сейчас увидишь, как он будет приведен в исполнение.
Артаган подскочил к Войстоку и упал на него, пытаясь сорвать с охранника пояс, он боролся отчаянно, но даже это в итоге не принесло результата. Спустя несколько секунд Войсток вывернулся из хватки и дважды саданул Артагана в живот, один раз по носу, а затем принялся крушить ему череп рукояткой бластера.
— Может, в следующий раз... — (Бац!) — в тебя удастся вдолбить... — (БАЦ!) — хоть немного... — (ШМЯК!) — уважения!
Рука Войстока метнулась вниз, к консоли детонатора, но его не было.
Артаган застонал. С неимоверным усилием он сумел приподнять голову. Его лицо и волосы заливала кровь, сочившаяся из нескольких ран, но в глазах светилось что-то живое и дерзкое.
— Ищешь... вот это?.. — Артаган еле дышал, каждый вдох стоил ему серьезных усилий. В руке он сжимал сорванный с пояса охранника «дропбокс». Он уже не выглядел столь непоколебимым, но весь его облик свидетельствовал об отчаянном своеволии, полнейшем и бескомпромиссном отказе сдаться. — Подойди и возьми.
— Мне не так уж нужна эта штука! — прорычал Войсток, стирая хлещущую из носа кровь и поднимая бластер. — У меня осталось вот это.
— Но Радик сказал...
— Радик дал мне единственное указание — не дать тебе сбежать. — Войсток навел бластер на ногу Артагана. — Он ничего не говорил насчет того, чтобы оставить тебя в живых.
Он нажал на спуск.
Артаган закричал. В вырвавшейся из дула вспышке он увидел, как заряд разорвал его правую ногу, превратив ее в месиво крови и хрящей; остался лишь неровный пенек белой кости, торчащей чуть ниже колена. Перевернувшись на спину, он попытался отползти, но распростерся навзничь на полу.
— Больно, да? — Войсток подступил ближе. — Ты никогда больше не сможешь ходить. Не сможешь драться.
Теперь ты калека и будешь мучиться от боли весь жалкий остаток своей жизни. — Он поднял бластер, целясь заключенному прямо в голову. — Может, попросишь пощады? Я проявлю милосердие и подарю тебе быструю смерть.
Артаган уставился на бластер, с его лица мгновенно пропало всякое выражение. Затем он улыбнулся.
Это была улыбка воина, побежденного и страдающего, но сохранившего холодную уверенность, которую можно встретить у солдат и убийц, всю жизнь усердно торговавших болью. Старые шрамы на лбу налились кровью и стали отчетливо видны.
Он заговорил голосом тихим и спокойным:
— На моей родной планете умирающему обязательно надо сделать ложе. Это может занять лишь несколько секунд, и оно может представлять собой всего лишь кусок земли, где тот лежит, но это не значит, что наш обычай не следует принимать всерьез. Вы уверены, что достойны такой чести, офицер Войсток?
—
— Я Артаган Труакс. — Голос превратился в тихий хрип, но не дрогнул. Под закрытыми веками белки глаз стали краснеть, наливаясь алым от внутреннего кровоизлияния. — Я убивал людей в одиннадцати системах. Я многое пережил, я дрался и не давал пощады. И не тебе подобным сломить меня сегодня. Меня и моего сына.
Войсток покачал головой, его палец напрягся на спусковой скобе бластера:
— Значит, ты...
Договорить он не успел. Раздался резкий хруст позвонков, и голова офицера развернулась на сто восемьдесят градусов.
Артаган Труакс поднял взгляд и увидел, что над мертвым телом охранника стоит забрак, держа того за челюсть и за затылок. Заключенный по имени Джаганнат разжал ладони, и Войсток осел на пол медотсека безжизненной, рыхлой кучей.
— Джаганнат, — сумел выговорить Артаган. Краснокожий заключенный взглянул на него; в его желтых глазах не было и тени сочувствия.
— Есть разговор, — сказал он.
20
РАСКРЫТЫЕ СЕКРЕТЫ
Какое-то время старик глядел на него. Его лицо совершенно побелело, за исключением глаз, налитых кровью. Дышал он хрипло и с трудом. Его сотрясала дрожь. Тем не менее на данный момент он, похоже, все еще пребывал в здравом уме.
— Что ты сделал для Айрема Радика? — спросил Мол. — Почему он не позволяет тебе бежать?
Губы старика шевельнулись, но сорвавшиеся с них слова были слишком тихими, чтобы их услышать. За дверями медотсека снова раздалась бластерная пальба. Наклонившись, Молу удалось разобрать:
— Эоган?..
— Твой сын здесь, — сказал ситх, взглянув на мальчишку, валявшегося без сознания в куче хирургических инструментов. Затем он перевел взгляд на старика, оценив его положение по искалеченной ноге и постоянно растущей под ним луже крови. — Но ты уже вряд ли сможешь за ним присматривать.
Лицо пожилого заключенного напряглось. Похоже, он уже осознал всю отчаянность своего положения.