Darkest Dungeon: Вечные узники

Мерек смотрит на оторвавшуюся конечность в полнейшем шоке. Болмет резко останавливается и поворачивается к нему, мутным, но явно удивленным взглядом смотрит на обрубок, с которого свисают волокна мышц, переводит внимание на остатки в руке своего господина. Он, немного потупив на месте, делает шаг в сторону и касается собственных пальцев уцелевшей рукой. Кажется, он не до конца понимает, что сейчас произошло, но когда попытка пошевелить пальцами не увенчивается успехом, монстр печально сводит брови.

Потеря руки — потерей руки, но инстинкты, видимо, берут верх, возвращая мысли(?) нелюдя к изначальной задаче, смысл которой Мерек и Аммия пока ещё не поняли.

Болмет снова разворачивается, на этот раз более неспешно направляясь в сторону своей цели.

И теперь-то Мерек видит, почему Болмет так резко спохватился. Спящий проснулся.

Аммия старательно игнорирует это, невозмутимо забирая и третью руку у мужчины, дабы покончить наконец со всем этим и узнать наконец, скрывалось ли что-то за постаментом или эти жертвы были напрасны.

Она собирается был опустить руку в выемку, но замирает на полпути, задумчиво глядя на каменную плиту. Её лицо становится бледнее с каждой секундой.

— Мерек… — протягивает она, заканчивая свое действие и поворачиваясь к остальной группе, улавливая вопросительный взгляд на своём лице. — Сколько, ты говорил, здесь было выемок?..

— Три?.. — отвечает Мерек, и интонация девки заставляет его усомниться в этом утверждении. — К чему ты клонишь?

Все еще слушая, мужчина опускается на корточки перед флагеллянтом и смотрит в его полуприкрытые глаза. Выглядит так… спокойно, хочется схватить его за шею и то ли придушить, то ли свернуть её к чёртовой матери, а глубоко внутри колышется что-то доселе неопознанное. Но точно не позитивное.

Сломанный, но не сломленный принимает попытку повернуться на бок целиком, чтобы не терпеть подобный взгляд прямо перед лицом. Он не может сказать ни слова, так как рот его до сих пор заткнут, и челюсть так невыносимо затекла.

— Ладно уж, передохни, — фыркает Мерек снисходительно, будто дворняжке-псу, и рывком вытаскивает тряпку. На удивление, он не получает волну проклятий в свою сторону в ту же секунду, и флагеллянт лишь делает несколько глубоких судорожных вдохов, улыбаясь в кровавом оскале и снова выстанывая от проснувшейся ноющей боли (к которой теперь присоединилась боль в челюсти), а про невыносимую боль в голове и податно.

— Подойди-ка, — наконец подала голос рыцарья.

Мерек послушно подходит к девушке и заглядывает на постамент.

Рука скелета, рука флагеллянта, рука бедного Болмета…

И пустая выемка.

Мерек смотрит на нее молча, в смятении. Он же считал! Он точно был уверен, что выемок всего три. В том, чтобы считать, у него проблем никогда не было, иным образом он не прожил бы и месяца в юношестве.

— Магия какая-то… — бормочет Мерек.

— А я полагаю, что кое-кто просто не умеет считать, — констатировала Аммия.

— Знаешь, я уж точно смогу пересчитать количество твоих ребрышек под моим кулаком и количество твоих мольб в стенаниях, когда ты и будешь просить меня перестать бить тебя, принцесска.

Девушка съеживается и замолкает. Кто знает, воплотит ли Мерек это в жизнь или он просто блефует?

— О, флагеллянт, кстати, интереснее мне будет считать количество твоих вскриков, когда мы примемся за правую твою руку, раз уж ошибся на этот раз.

Тот взмахивает обрубком, по привычке пытаясь закрыться от угрозы, и неуклюже отползает дальше во мрак угла. Зная, на что способны эти бесы… не хочется провоцировать их на еще большие изощрения. Тем более не хочется испытывать больше боли, иначе не обойдется простой потерей сознания. Болмет садится чуть поодаль, раз уж никаких приказов ему не отдают, а делать больше и нечего.

— Ну что же ты сразу забоялся? Мне кажется, второй раз будет полегче, — обещает безумец, словно мурлыча, и натягивает на лицо шибко спокойную улыбку. — Ведь ты уже привыкший, знаешь, как всё будет проходить. Аммия, крошка, окажешь мне честь? Соизволишь ли отпилить вторую руку сего благороднейшего господина? — он говорит нарочито вежливо, используя слова, что из их группы были присущи только знати, этим лишь распаляя его оскал, рискующий вспыхнуть ярче прежнего, перекрыть собою тревогу и агонию.

— Не надо втягивать меня в свои извращения, — хмыкает Аммия, поднимая оставленную на камне пилу и вертя ее в руках. Наверное, стоило бы протереть её перед тем, как использовать снова… и без того тупое лезвие сейчас покрыто ошмётками мяса, из-за чего казалось, что полотно совсем ровное. При всём этом, мясо ещё и ужасно смердило.

Дырка с мясом садится перед изувеченным, развязывает его руку слегка и приподнимает подол изношенного и окровавленного шароварподобного элемента одежды, вытирая об него пилу. Она делает это намеренно медленно, специально выводя на эмоции.

Пострадавшая конечность тянется к целой руке, уже поднятой и согнутой в локте. Он явно хотел потереть затекшее запястье… но совсем забыл об этом маленьком нюансе.