Darkest Dungeon: Вечные узники

Он приносил богам жертвы, заключал с ними сделки, но так и не преклонился ни перед кем из них. Потому что знал, стоит пустить в свою душу божество, оно, словно птенец кукушки, вытолкнет оттуда всё остальное. Одурманит, заставит позабыть обо всём кроме служения.

Но сейчас такое рабство уже не кажется худшим вариантом. Спастись из подземелья всё равно не дано.

Спасения нет. Лотрек был отчасти прав: последние дни Залескар только и делал, что “бил баклуши да переводил харчи”. Что поделать, если каждая зацепка вела в никуда, и все пути окончились тупиком.

Ну… почти все.

Услышав писк под ногами, заклинатель останавливается и садится на корточки.

— Здравствуйте, двуногий брат, —таракан стоит смирно, глядит снизу вверх.

— Здравствуй, здравствуй, — палец в перчатке небрежно гладит его по панцирю, — вы нашли то, о чём я просил? Кристальный олотой обруч на голову?

— Мы исползали каждую щель, но нигде не видели такого. Простите нас, двуногий брат.

— Вот как. Что ж... ладно.

— Вы дадите мне еды?

Залескар, хмыкнув, щелчком скидывает таракана в трещину в брусчатке и продолжает блуждание по заброшенному городу.

Местные големы рассказывали жрецу мифы об основателе кристального города и его короне, якобы дававшей обладателю власть искривлять пространство.

Сказка как сказка, но попробовать стоило. Мало ли с этой короной удалось бы пройти через туман. Однако, раз её не смогли найти вездесущие насекомые, никто не сможет.

Вот теперь можно с уверенностью сказать, что все пути окончились тупиком. Мышеловка захлопнулась.

Залескар не может похвастаться ничем таким. Ему и его спутникам осталось два выхода: кончать с собой или деградировать, поклоняясь какому-нибудь богу. Ещё можно усесться-таки на трон – так же деградация, только растянутая на несколько столетий.

Конечно, позволено и поупрямиться, посидеть на диете из человечины и гнили. Но рано или поздно выбор придётся делать.

Темных богов устроит любой исход.

Покончить с собой Залескар уже пробовал, ему не понравилось. Остаётся только прикинуть, к какому богу безопаснее всего пойти в услужение.

Неудачливый жрец смеётся невесёлым смехом.

Этот вывод зрел давно. Залескар гнал его прочь, злился, искал возражения, но вывод всё зрел и зрел. И сегодня Залескар, кажется, смирился. Признал поражение без страха и гнева.

— Стоит ли говорить этим остолопам, что ждёт нашу команду? — размышляет он вслух. — Наверное, нет. От плохих новостей они только сердятся. Зашибут ещё.

Как раз в ту минуту из-за спины доносятся звуки шагов.

— Лотрек? Ты?

Залескар понимает, что ошибся, ещё не успев оглянуться. Слишком уж шаги тяжелы. О брусчатку стучат латные ботинки.

Приближаясь, фигура в доспехах становится всё различимей. На голове кольчужный капюшон, из-под которого выбивается несколько нерасчёсанных прядей. На губах лёгкая улыбка.

В руке сжат любимый клинок. Лезвие аметистового цвета почти целиком покрыто желтоватой кровью каких-то отродий тьмы. Рыцарь покачивает мечом, как дирижёр палочкой.

— Не расскажешь, где была? — спрашивает Залескар.

Анри продолжает безмолвно идти к нему.

Что-то не так…

Когда между ними остаётся без малого десять шагов, Залескар начинает пятиться, рыцарь переходит на бег и замахивается клинком. Клинком Дьявола.

Залескар бросается в сторону, и удар, метивший ему в голову, приходится на стену. Лезвие оставляет в камне борозду. Рыцарь на миг теряет равновесие, но тут же восстанавливает и разворачивается к противнику.

Залескар хватает свой короткий меч, воительница одним выпадом вышибает его из пальцев жреца, заодно оставляя на его руке глубокий порез.

Её лицо сохраняет безмятежное выражение.

Залескар ничего не понимает, но ситуация слишком опасная, чтобы мешкать. Враг обращается с оружием так умело, словно оно стало продолжением её руки.

Нет, не совсем. Скорее, её рука стала продолжением оружия.

Интуиция подсказывает колдуну решение:

— Травма!

Красная дымка обвивает руку, что сжимает нечестивый меч, и рвёт её в сторону. Ещё как рвёт: слышится хруст, стальной нарукавник мнётся, из латной перчатки струится кровь. Но конечность остаётся на месте, и рыцарь по-прежнему размахивает ей. На её лице не дрогнул ни один мускул.

— Ах, да. У тебя же осталась душа поверженной бестии… — жрец стремительно пятится, не сводя глаз с безудержно мелькающего перед ним клинка. Внезапный пинок в грудь застаёт его врасплох и отбрасывает назад.

Залескар падает на груду истлевших ящиков, хрипит. Слышит грохот стальной брони – рыцарь мчится на него. Он в последнюю секунду откатывается в сторону, лезвие пробивает доски близ его левого уха и ненадолго застревает в них.

Он вплотную глядит на пурпурное утолщение в виде глаза на гарде меча. Мерещится, что оно таращится в ответ. Мерещится его раскатистый смех.

Скрипят зубы. Рождается новая идея.

Пальцы колдуна вцепляются в рукоять клинка Дьявола, поверх перчатки рыцаря.

— Прочь! Сгинь из разума этой женщины, скверна!

Залескар вкладывает в рассеивание чар всю свою волю. Анри цепенеет, застывает как изваяние. Улыбка сползает, губы сжимаются в белую линию.