DARKER: Рассказы (2011-2015)

И однажды ночью он сказал:

— Теолус, пришла пора тебе узнать правду о том, кто я есть на самом деле, поскольку я не то, чем мне разрешили казаться. Для всего есть свой срок, и все подвластно неизменным законам. Я предпочел бы, чтобы сложилось по-другому, но ни мне, ни кому-либо из людей, живых или мертвых, не дано по своей воле продлить срок какого бы то ни было состояния или условия существования, либо изменить законы, которые устанавливают такие условия.

Возможно, было к лучшему, что я не понимал его и оказался неспособен придать надлежащего значения его словам или той тщательности в выборе слов, с которой он обращался ко мне. Еще несколько дней меня оберегали от тех знаний, которые я теперь несу.

Некоторое время спустя, вечером, Томерон сказал:

— Теперь я вынужден просить об одолжении, которое, надеюсь, мне будет оказано, принимая во внимание нашу долгую дружбу. Услуга состоит в том, что ты сопроводишь меня ныне ночью к захоронениям моих предков, покоящихся в катакомбах Птолемидеса.

Весьма удивленный просьбой, далеко не обрадованный, я все же не сумел отказать ему. Я не мог вообразить цель такого посещения, но, повинуясь привычке, воздержался расспрашивать Томерона и просто заметил, что буду сопровождать его к склепам, если таково его желание.

— Благодарю тебя, Теолус, за это доказательство дружбы, — искренне отвечал он. — Поверь, я не испытываю желания просить о подобном, но явило себя странное недоразумение, которое не должно более продолжаться. Сегодня ночью ты узнаешь правду.

С факелами в руках мы оставили особняк Томерона и отправились в путь к древним катакомбам Птолемидеса, которые раскинулись за пределами городских стен и давно уже не использовались ввиду наличия хорошего нового кладбища в самом сердце города. Луна скрылась за краем пустыни, граничащей с катакомбами, и мы зажгли факелы прежде, чем добрались до подземных проходов, поскольку света Марса и Юпитера в пасмурном и хмуром небе было недостаточно, чтобы осветить рискованный путь, коим мы следовали среди насыпей, упавших обелисков и потревоженных могил. По прошествии времени мы обнаружили заросший сорняком темный проход в усыпальницу, и здесь Томерон пошел вперед со стремительностью и уверенностью, свидетельствовавшей о давнем знакомстве с этим местом.

Войдя, мы очутились в полуразрушенном коридоре, где кости ветхих скелетов были рассеяны среди щебня, упавшего со стен и сводов. Удушающее зловоние затхлого воздуха и древнего тлена заставило меня на мгновение остановиться, но Томерон, казалось, не замечал его и продолжал идти, высоко подняв факел и ведя меня следом. Мы прошли мимо множества склепов, где заплесневевшие кости были сложены вдоль стен в съеденных ярью-медянкой саркофагах или разбросаны там, где воры-осквернители оставили их когда-то. Воздух становился все более и более сырым, холодным и миазматическим, и зловонные тени корчились перед нашими факелами в каждой нише и углу. По мере того как мы продвигались вперед, стены становились все более дряхлыми, а кости, которые мы видели повсюду, все зеленее.

Через некоторое время, пробираясь по низкой пещере, мы обогнули внезапно возникший поворот и наконец-то вышли к склепам, принадлежавшим, очевидно, благородной семье, поскольку были они весьма просторны, и каждый содержал лишь один саркофаг.

— Здесь покоятся мои предки и мои родители, — объявил Томерон.

Мы достигли дальнего предела пещеры и остановились перед глухой стеной. Рядом с ней находился последний склеп, в котором стоял открытым пустой саркофаг. Он был выкован из лучшей бронзы и богато украшен резьбой.

Томерон остановился перед склепом и повернулся ко мне. В мерцании неверного света я увидел странную и необъяснимую перемену в его чертах.

— Я должен просить тебя на время уйти, — сказал он низким, исполненным печали голосом. — Позже можешь вернуться.

Удивленный и озадаченный, я повиновался этой просьбе и медленно отошел на несколько шагов вглубь прохода. Затем я вернулся на место, где оставил Томерона. Мое удивление возросло, когда обнаружилось, что он потушил свой факел и бросил его на пороге последнего склепа. И самого Томерона нигде не было видно.

Войдя в склеп — единственное место, где мой спутник мог бы спрятаться — я искал его, но комната оказалась пустой. По крайней мере, я полагал ее пустой, пока не посмотрел вновь на покрытый богатой резьбой саркофаг и увидел, что он теперь занят, поскольку внутри лежал труп, покрытый саваном, каких не ткали в Птолемидесе вот уже многие столетия.

Я приблизился к саркофагу, и уставился в лицо трупа, и увидел пугающее и странное подобие лица Томерона, только раздутое и отмеченное восковой печатью смерти, фиолетовыми тенями разложения. И, вглядываясь снова и снова, я видел, что это и в самом деле Томерон.