Девушка протянула письмо мне. Я не мог взглянуть ей в глаза.
Не поднимая глаз, я попросил помочь нарисовать иероглиф
Девушка положила руку мне на плечо, встала и ушла, оставляя меня наедине с Мамой.
По складкам я заново сложил Лаоху, посадил его на сгиб руки, он замурлыкал, и мы пошли домой.
Стивен Крейн
«Лицом кверху»
Война не терпит сантиментов, здесь нужно быстро принимать решения и еще быстрее действовать. Но каково это — присыпать землей лицо мертвого товарища, с которым еще недавно старался не угодить под пули снайперов?
Впервые на русском рассказ малоизвестного у нас автора.
DARKER. № 12 декабрь 2012
STEPHEN CRANE, “THE UPTURNED FACE”, 1900
— Что нам теперь делать? — взволнованно спросил адъютант.
— Похоронить его, — сказал Тимоти Лин.
Два офицера посмотрели вниз, где у их ног лежало тело товарища. Лицо было бледно-голубым, немеркнущие глаза уставились в небо. Над двумя стоящими фигурами разносились быстрые звуки выстрелов, а на вершине холма разбитая рота Лина пехоты Шпицбергена отстреливалась размеренными залпами.
— А не лучше ли… — начал адъютант. — Мы могли бы оставить его здесь до завтра.
— Нет, — сказал Лин. — Я не смогу удержать позицию дольше часа. Мне придется отступить, но мы должны похоронить старика Билла.
— Непременно, — сразу сказал адъютант. — У твоих людей есть инструменты?
Лин прикрикнул в сторону малого огневого рубежа, и медленно подошли двое людей — один с киркой, другой с лопатой. Они всматривались в сторону снайперов Ростины. Пули трещали у их ушей.
— Копать здесь, — грубо приказал Лин.
Мужчины, опустив взгляды в дерн, поспешно взялись за дело в страхе от невозможности видеть, откуда летят пули. Тупой удар киркой, разящий землю, раздался среди мелкого треска близких выстрелов. Тогда второй рядовой начал копать.
— Я считаю, — медленно проговорил адъютант, — нам стоит обыскать его одежду на предмет… вещей.
Лин кивнул. Оба задумались, глубокомысленно глядя на тело. Затем Лин пожал плечами и внезапно оживился.
— Да, — сказал он, — нам стоит взглянуть… что у него есть.
Он опустился на колени и протянул руки к телу мертвого офицера — они дрожали над пуговицами мундира. Первая пуговица была красно-коричневой от засохшей крови, и он не осмеливался прикоснуться к ней.
— Продолжай, — хрипло сказал адъютант.
Лин протянул одеревеневшую руку, и его пальцы нащупали покрытые кровью пуговицы…
Наконец он с бледным лицом поднялся, взяв часы, свисток, трубку, мешочек с табаком, носовой платок и небольшой футляр с картами и бумагами. Взглянул на адъютанта. Стояла тишина. Адъютант чувствовал себя трусом, заставив Лина проделать всю грязную работу.
— Хорошо, — сказал Лин, — по-моему, это все. Его шашка и револьвер у тебя?
— Да, — сказал адъютант, едва сдерживаясь, и тут же обрушился со странной внезапной яростью на рядовых: — Почему не торопитесь с могилой? Вы чем там вообще занимаетесь? Быстрее, слышите? Я никогда не встречал таких бестолковых…
Даже после того как он выплеснул свой гнев, двое мужчин усердно продолжали работать во имя спасения собственных жизней. А над их головами по-прежнему трещали пули.
Могила была готова. Безупречной она не получилась — маленькая и неглубокая. Лин и адъютант опять, не произнося ни слова, глубокомысленно посмотрели друг на друга.
Вдруг адъютант издал странный каркающий смех — отвратительный смех, берущий начало в той части разума, которая используется прежде всего при нервном напряжении.
— Что ж, — шутливо сказал он Лину, — полагаю, пора нам плюхнуть его туда.
— Да, — сказал Лин.
Двое рядовых ждали, облокотившись на свои орудия.
— Я считаю, — сказал Лин, — будет лучше, если мы положим его туда сами.