Дарители

– Но дар таков, каков мастер, и, поскольку сад был плодом его раздутой гордыни, этот плод получился отравленным. Все, что он вырастил, оказалось наполнено ядом. По легенде, он увидел, как птицы клюют ягоды и падают замертво, а в другой версии он взял с собой сына, тот попробовал чудесные фрукты и отравился насмерть. И тогда мастер от горя и задетого самолюбия поселился в своем чудесном саду и умер там от голода. Конец.

– Есть хоть одна сказка, где все жили долго и счастливо, никто не умер и не был проклят? – пробормотал Генри.

А потом встал, отряхнулся от снега и сел на бревно. Костер по-прежнему горел, хотя дров в него никто не подбрасывал.

– Ладно, сейчас сами такую сделаем. Давай, подкрадись еще раз. Повтори.

И Хью понял его. Он натянул свою несчастную шапку и отошел обратно к дереву, из которого по-прежнему торчала стрела. Генри пару секунд любовался оттенками красного в глубине костра, а потом протянул руку в сторону лука, но не тронул его.

– Эй ты! Из деревни? – грубо сказал он, оборачиваясь. – Погреться хочешь? Только руки держи на виду.

Хью медленно, с опаской подошел.

– Садись, – сказал Генри и показал на бревно рядом с собой. – Мясо поджарил. Будешь?

Он поднял с земли ветку с остатками мяса и протянул Хью. Тот взял и как-то заторможенно начал есть. Он наверняка не привык есть мясо без соли, хотя все равно, кажется, не чувствовал ни запаха, ни вкуса, просто послушно жевал. Но в глазах у него появилось что-то незнакомое – бледное подобие радости и удовольствия.

– Давай домой? – спросил Генри, когда Хью доел мясо и вытер руки снегом. – Ты-то холода не чувствуешь, а у меня уже зубы стучат.

Они тут же оказались в комнате, и Генри мимоходом заметил: Хью, в отличие от волшебников, даже прикасаться не надо, чтобы куда-то тебя перенести, достаточно только захотеть.

В хижине было не намного теплее, но Хью, к счастью, сообразил: щелкнул пальцами, и в камине загорелся огонь. За окнами все снова стало черно-белым, но в комнату внезапно вернулись цвета. Генри с облегчением выдохнул. Хью явно делал успехи – глядишь, к утру и животных из Хейверхилла согласится расколдовать.

– Ну и бардак ты развел, – покачал головой Генри, снимая с кресла стопку рубашек и букет сухих цветов.

Рубашек было десять, цветы он считать не стал, но не сомневался, что их будет на четыре больше. Генри упал в старое кресло с неудобно торчащими пружинами: у них с отцом ничего такого не было, откуда Хью притащил это старье?

– В шахматы умеешь играть? – Хью покачал головой, и Генри прибавил: – Ничего, я научу. Это здорово успокаивает. Можешь достать нам доску и фигуры?

– Я могу все, – с каменным лицом сказал Хью.

Он щелкнул пальцами, и на стол, прямо поверх книг, носков и всего прочего, грохнулась шахматная доска, по сравнению с которой та, на которой они играли с Эдвардом, казалась прямо-таки убогой. Эта, кажется, была из цельного куска мрамора, и Генри благоразумно решил не спрашивать, где Хью ее взял. Рядом тяжело брякнулся узелок с фигурами, – очевидно, тоже мраморными, судя по тому, что под их весом треснула тарелка.

– Можешь куда-нибудь это все убрать? – Генри кивнул на груды вещей, которыми был завален стол. Хью одним движением скинул их со стола, но на пол ничего не упало: они просто растворились в воздухе. – А, ну или так. За белых или за черных?

– За белых, – сказал Хью. – И только попробуй хоть слово сказать по этому поводу.

Генри расставил фигуры – не просто мраморные, а украшенные здоровенными драгоценными камнями – и объяснил правила, решив не уточнять, что сам играл всего однажды. Огонь уютно потрескивал в очаге, и внезапно Генри почувствовал то, о чем говорил Странник: покой в сердце бури. Он сидел в убежище своего врага и ждал, когда наступит десять четырнадцать и произойдет какой-то неведомый кошмар, или не произойдет, потому что Хью, вполне возможно, просто рехнулся. Они оба были на самом дне, падать некуда, но в таком положении любая хорошая новость становится просто великолепной. За распахнутыми ставнями висели белые звезды – уже не разноцветные, но они были, и от этого ночь разом перестала казаться страшной.

Они сыграли несколько партий, лениво передвигая фигуры. Где-то далеко небо тронула светлая полоса. Приближался рассвет.

А потом в дверь постучали.

* * *

Генри подскочил так, что чуть язык не прикусил.

– Ты кого-то ждешь?

– Нет, – протянул Хью и всмотрелся во что-то далекое. Лоб у него напряженно сморщился, а потом расправился. – Они принесли подарки. Угрозы нет.

Он посмотрел в стену, и вдруг глаза у него расширились, словно он прямо сквозь бревна увидел что-то замечательное. Хью выскочил в прихожую и распахнул дверь.

За ней стоял Сван – красный от мороза, мрачный и серьезный.

– Как ты меня нашел? – спросил Хью, судорожно вцепившись в притолоку.

– Догадался. – Сван криво, неловко улыбнулся. – Я зайду?

Хью подозрительно выглянул в дверной проем. Генри шагнул к окну – он уже привык к ноющему чувству постоянного присутствия живых существ и не обратил внимания, что кто-то приближается к дому. Видимо, у Хью было то же самое – слишком увлекся игрой.