Дарители

Генри постоял, вдыхая свежий зимний воздух. Мир вокруг был огромным и умирающим, бледным, как тень самого себя. Все инстинкты кричали ему бежать, скрываться, пока Хью не передумал и не изобрел какой-нибудь изуверский способ с ним расправиться, но он смотрел внимательно, и что-то держало его здесь, что-то на самом краю сознания. И наконец Генри понял: деревья. Они были расположены немного иначе, чем он помнил, теперь они росли группами побольше и поменьше, словно что-то тянуло их друг к другу. В больших группах деревьев было по четырнадцать, в маленьких – по десять. Точно так же стояли пузатые деревца вокруг костра, там, где они с Хью встретились перед рокировкой. И вот оно, вот оно: Генри вспомнил, что такой же порядок был и среди вещей в комнате. Стопка из десяти книг, потом – из четырнадцати, а на ней валялся железный кругляш, человеческая монетка с цифрой «10». Сломанные часы, на которые смотрел Хью, показывали 10:14.

Генри завертел головой и разглядел кое-что еще: под одной из сосен лежал маленький яркий предмет, наполовину заметенный снегом. Генри пробрался к нему через сугробы и поднял. Это была глиняная фигурка человечка с большими ногами и торчащими вверх волосами. Тайлис Худого Пальтишки. Генри долго стоял, сжимая его в кулаке. Потом развернулся и бросился обратно в дом.

* * *

Кресло было пустым, в других комнатах Хью тоже не оказалось, и Генри едва не застонал от досады: если он куда-то перенесся, где его теперь искать?

– Хью! – крикнул он, но везде было тихо.

И тут Генри кое-что вспомнил. За Пределом Освальд попал в иллюзию, созданную Барсом: ему начало казаться, что он обрел бесконечную силу. И, вместо того чтобы наслаждаться этой силой, Освальд забился в крошечную комнатушку, потому что только там чувствовал себя в безопасности. Люди прячутся там, где мало места, где никто не подкрадется незаметно и ничего не случится. Поэтому Генри вернулся в свою комнату, опустился на колени и заглянул под кровать.

Угадал: Хью распластался там, прижавшись щекой к полу. При виде Генри он подскочил так, что треснулся головой о нависшую сверху раму кровати.

– Жить надоело? – прошипел Хью, отползая подальше.

– Ты позвал меня. – Генри хлопнул тайлис на пол между ними, и Хью фыркнул. – Он лежал на снегу.

– Я его туда не клал.

– Знаю. Но ты же сам сказал: эта сила питается тем, что у тебя в голове. – Генри щелчком полтолкнул тайлис ближе к нему. – У тебя снега зимой не выпросишь, но, когда Освальд тебя утащил, ты оставил нам сумки с этими вот самыми тайлисами. Это была просьба о помощи, да? В глубине души ты хотел, чтобы тебя нашли. И теперь тоже.

Генри лег на пол около кровати, чтобы не выгибать шею, как сова.

– Ты что, издеваешься? – медленно спросил Хью. – Не нужна мне твоя помощь. Вали отсюда, пока я тебя не…

– Знаешь, если ты хотел, чтобы мы были в одной лодке, мы в ней. Эти цифры, которые везде повторяются, – это же время, да? Что случится в десять четырнадцать?

У Хью клацнули зубы. Какое-то время он продолжал таращиться на Генри из темноты, и тот едва сдержался, чтобы не сказать, как смешно выглядит великолепный, роскошно одетый здоровяк, втиснутый в такое узкое пыльное пространство. Ярость Хью определенно поутихла с тех пор, как он едва не лишился главного врага, и Генри не хотелось ее будить. Еще не все потеряно, нельзя сдаваться, иначе никакого «долго и счастливо» не будет: никаких шахмат с Эдвардом, никаких чаепитий и приключений. Он должен, должен выиграть эту партию, и он выиграет – не дракой, так добром.

– Кстати, о времени: вот уж чего мне теперь не жалко. – Генри удобнее устроился на полу и сложил на груди руки. – Если хочешь, помолчим.

– Я все теперь вижу странно, – нехотя выдавил Хью: кажется, просто из чувства протеста. – Бесконечные возможности, каждую секунду все меняется, разветвляется, не знаю, как Перси в этом разбирался и не сходил с ума. Но я не вижу ничего после десяти четырнадцати утра завтрашнего дня. Дальше – темнота. Видимо, все закончится. Оно уничтожит и меня, и все вокруг. Доволен?

Генри передернуло. Совсем недавно один вид Хью вызывал в нем горячую, искреннюю ярость, но он больше не мог ее в себе найти. Он слишком хорошо знал, каково это – когда тебя побеждает что-то внутри собственной головы.

– Сила такова, каков ее владелец, – пробормотал он. Вот где можно найти лазейку, вот он, путь спасения. – Может, если ты до завтра перестанешь быть козлом, то и она тоже?

Хью посмотрел на него как на идиота.

– Люди за день не меняются, я выяснил это из кучи книг. Ничего не выйдет.

– Попробуй, потом говори.

– А ты вообще не способен признать, что обстоятельства могут тебя победить, да? – огрызнулся Хью. – Даже с переломанными ногами будешь ползти.