– Спасибо тебе, что присматривал за королем, пока меня не было, – сказал он. Карл кивнул: он, конечно, решил, что Генри имеет в виду последнюю неделю, а не последние десять лет. – И знаешь что? Наплевать, какой у тебя цвет волос. Ты член семьи, и без тебя тут все бы развалилось. – Генри коротко обнял его. У Карла при этом был такой вид, словно у Генри выросли перья и он начал говорить на языке речных чаек. – А теперь принеси мне, пожалуйста, клей, кисть, серебристую краску, иголку и белую нитку.
Карл бросился исполнять поручение с такой готовностью, что ясно было: он просто боится, что Генри не в себе, и хочет оказаться от него подальше. Пять минут спустя Карл вернулся, сгрузил на стол все требуемые вещи и молча удалился на той же повышенной скорости.
Генри сел за стол и огляделся. Комната выглядела совершенно необитаемой – кроме книг на столе, личных вещей не было никаких. Пару недель назад он представил бы себе комнату принца как нечто, полное золота, вышитых покрывал, безделушек и беспорядка, но то, что он видел, было куда больше похоже на Эдварда: убежище аккуратного и скрытного человека, оболочка, которая ничем не выдает хозяина. И здесь Генри стало немного легче – это было лучшее место, чтобы сделать то, что он собирался. Он снял мундир, закатал рукава рубашки и приступил к работе.
Когда все было готово, он вернулся в тронный зал и положил среди цветов рядом с Эдвардом господина Теодора с пришитой лапой, книгу, из которой больше не выпадала страница, и меч, на котором еще не высохла серебристая краска – подпалина на рукоятке теперь была закрашена.
– Вот. Мама же сказала: надо исправлять то, что испорчено, – тихо сказал Генри. – Хотя бы это исправил.
Народу стало больше – в углах теперь толпились придворные, выглядывали в окна, переговаривались. Генри подошел к окну и понял, в чем дело: рядом с солнцем висела луна, яркая и круглая, как в самые светлые ночи. Хью явно не знал, на что потратить свою волшебную силу, и развлекался как мог.
– Есть другие новости? Что-то еще произошло? – спросил Генри.
– А что, вот этого мало? – взвинченно спросил какой-то старик, обводя комнату рукой, и Генри решил не объяснять ему, насколько хуже все может стать, если Хью перестанет развлекаться и займется чем-нибудь всерьез.
Тут в зал вошли Уилфред и король, и Генри повернулся к ним. На этот раз король был прилично одет и в короне, а его лицо никак не выдавало рыданий в Золотой гостиной. Он кивнул Генри отрывисто, сухо, как человек, который с трудом взял себя в руки и не может позволить себе расклеиться снова.
– Уилфред доложил, что в городе волнуются, – без выражения сказал король, обводя взглядом всех, кто стоял у окна, и старательно избегая смотреть в сторону Эдварда. – Ночью те, кому не спалось, видели зеленое небо, но решили, что им показалось. А вот это не заметить еще труднее.
Он коротким жестом указал на окно, и теперь Генри расслышал: издалека доносился тревожный гул голосов. Уилфред поглядывал на короля так, словно беспокоился, что тот может упасть, но король заговорил вполне твердо.
– Джетт сейчас в общих чертах рассказал мне, что вчера произошло. Если кратко, то все очень плохо. Но первое, что мы должны сделать, – это успокоить людей. Уилфред говорит, по городу пошел слух, будто настали последние дни и небесная твердь скоро рухнет нам на голову. – Король сделал движение губами, как будто хотел улыбнуться, но ничего не получилось. – Не могу обещать, что этого не произойдет, но паника все только усложнит. Так что по моей просьбе Уилф-ред отправил по городу гонцов, которые просят всех собраться на площади. А я сейчас поднимусь на крепостную стену и все объясню.
Он кивнул сам себе, развернулся к двери и остановился. Хорошо, что Уилфред был начеку – он успел обхватить короля обеими руками, прежде чем тот сел на пол.
– Ничего, – пробормотал король, когда Генри подскочил и опустился рядом. – Сердце кольнуло. Ерунда, пройдет.
Кое-как поднявшись на ноги, он собирался было продолжить путь к двери, но по его лицу Генри сразу увидел: как бы он ни храбрился, до крепостной стены он может не дойти, упадет по дороге.
– Уилфред, посадите его на трон и протрите ему холодной тряпкой все точки, где можно прощупать пульс, – отрывисто сказал Генри.
– Это где? – растерялся Уилфред, и Генри понял, что лучше уж он все сделает сам.
Отправив Уилфреда за водой и полотенцем, он довел отца до трона, расстегнул ему воротник и сказал то, о чем еще недавно даже подумать бы не решился:
– Если хочешь, я сам им все объясню.
Король кивнул, слегка приоткрыв глаза.
– Было бы чудесно. И не забудь представиться.
Генри улыбнулся и, взяв у запыхавшегося Уилфреда полотенце, окунул его в миску.
– Не забуду, папа.
Это обращение до предела взбудоражило навостривших уши придворных, но Генри даже не повернулся к ним, пока протирал отцу шею, сгибы локтей, запястья, и даже, несмотря на протесты Уилфреда, внутреннюю часть коленей, ради чего пришлось порвать нижние швы на штанинах.
– Зашьете, – отмахнулся Генри. – Ладно, пошел.