Дарители

– Можно еще просьбу? Если что-то все же произойдет, скажи моему отцу, что это была красивая героическая смерть.

«Дипломатия – это искусство говорить то, что человек хочет услышать» – так было написано в книге из королевской библиотеки, и никогда еще дипломатия не была нужна Генри так, как сейчас. У него все внутри болело, но он сглотнул ком в горле и сказал не то, что хотел сказать, а то, что Эдварду хотелось знать, – и в этот момент понял, окончательно и полностью, что такое любовь. Любить кого-то – это сделать так, чтобы ему было хорошо, даже если от этого будет плохо тебе.

Поэтому Генри взял его руку и поцеловал – так положено было приветствовать наследника трона. Эдвард всем телом вздрогнул от неожиданности и от боли – Генри обжигал, и на коже остался красный след.

– Ни о чем не беспокойтесь, ваше высочество, – еле слышно сказал Генри. – Я видел: это была смерть, достойная героя, и о ней сложат легенды. Я за этим прослежу.

Эдвард посмотрел на него широко раскрытыми глазами, как будто ничего лучше в жизни не слышал, но ничего сказать не успел, потому что на улицу вылетел Освальд, – Генри уже минут пять слышал из дома какие-то звуки, но внимания не обращал.

– Быстро внутрь, – приказал Освальд, и Генри пошел за ним, потому что рад был отвлечься и не знал, надолго ли еще хватит его выдержки.

* * *

В комнате все с растерянным видом толпились вокруг ларца.

– Джетт, покажи, – велел Освальд.

Тот вставил в скважину ключ и попытался повернуть. Ключ не поворачивался.

– Такого не может быть, но ключ от всех дверей не подходит, – сказал Освальд. – Мы уже все попробовали: я пытался разбить сундук мечом, Джетт – открыть простой отмычкой, которая всегда при нем, Джоанна – превратить крышку ящика во что-нибудь. Но один способ точно должен сработать. Снимай перчатку.

Генри послушно снял и положил руку на крышку. Холодную, крепкую крышку, которая даже не нагрелась от его прикосновения. Он попробовал коснуться обеими руками сразу – тот же результат. Лицо Освальда застыло, и он подошел ближе, глядя, как Генри надевает перчатки обратно.

– В твоих интересах разгадать эту загадку, Генри, – подрагивающим голосом сказал Освальд. Глаза у него горели, воротник прилип к шее. – Раз этот ящик так хорошо защищен, то, что мне нужно, именно там. И советую тебе думать быстрее, пока его высочество на улице не убил какой-нибудь кусок карниза.

И Генри попытался разгадать еще одну загадку без условия, последнюю загадку. Он посмотрел на сундук. Потом в окно, на соседний дом – прекрасный обветшавший дворец с резными дверьми и ставнями. А потом вспомнил испытание с Белым псом, фальшивую кровь и фальшивые черепа. Вспомнил Земли Ужаса, где мертвецы притворялись цветами – или, возможно, наоборот. Вспомнил иллюзии, которые заманивали каждого в свой дом. Все испытания, ведущие к Пределу, были основаны на умении отличать правду от подделки.

Генри подошел к сундуку и со всей силы толкнул его ногой. Тот упал на бок. Сундук был без дна – и совершенно пустой.

– Это фальшивка, – пробормотал Генри, удивляясь, как не понял этого раньше. – Это все фальшивка. Мы идиоты. Были так заняты исполнением желаний, что не подумали про самое главное. В легенде ведь говорилось: дойдя до Предела, узнаешь правду о том, кто такой Барс и откуда он пришел.

Он развернулся и пошел обратно на улицу, в бесцветные сумерки, к прекрасным и пустым домам. Каждое испытание проверяет одно качество, и до него наконец дошло, какое именно проверялось здесь, в городе: храбрость.

Вот чему его научили последние три дня: самая большая храбрость нужна, чтобы видеть правду. Правду о том, что Освальд одержим властью настолько, что переступит на своем пути через что угодно. Правду о том, что Эдвард искренне хочет умереть, чтобы вернуть любовь отца. Правду о том, что Роза каждую секунду их знакомства изображала идеальную возлюбленную из книжки. Правду о том, что мать Джетта выдумала для него отца-путешественника. Правда причиняет боль, и, чтобы решиться увидеть ее, нужно больше смелости, чем для победы над врагами.

И Генри, дрожа от страха, от усталости, от какого-то невнятного холодного предчувствия, сказал то, что должен был сказать сразу, как только попал в этот фальшивый город – город, который рушился как раз потому, что это место не могло так долго поддерживать иллюзию.

– Я хочу видеть правду. – Генри зажмурился. Конечно, Барс слышит его, он сейчас совсем близко. – Хочу тебя видеть, каким бы ты ни был. Покажи мне, откуда ты пришел.

А потом он медленно открыл глаза и увидел, как все вокруг оплывает, меняет очертания и становится таким, каким должно быть на самом деле.

Темнота упала на город резко, в секунду, будто то, что сдерживало ее, обращая в дневное небо, исчезло. Дома вокруг остались на своих местах, но превратились в закопченные, приземистые лачуги из старого дерева с пятнами мха на стенах. Воздух наполнился гарью, и под этим острым запахом Генри сразу учуял еще один: кровь.