Дарий

— Я не стану говорить от лица тех военачальников-персов, которых неприятно поражает пристрастие нашего царя ко всему египетскому, — вновь заговорил Ариасп. — Просто хочу высказать свою точку зрения. Мне кажется, брат, что окружающие тебя египтяне, и в первую очередь Уджагорресент, не просто опутывают тебя паутиной лести и угодничества. В их намерение входит вылепить из тебя египтянина по их образу и подобию. О, брат мой, я вижу, сколь сладостны тебе эти тенета! От меня не укрылось, как льстит твоему самолюбию это всеобщее поклонение египтян тебе как воплощенному богу!

— Ариасп, в Египте так было всегда, — сказал Дарий, не поднимаясь с кресла. — Своим поведением я не привнес ничего нового. Египтяне видят во мне своего фараона, а фараон у них — это сын бога Амона, любимец бога Гора[119] и богини Исиды[120]. Если в Вавилоне я принял власть над Месопотамией из рук верховного бога Мардука, то в Египте, повинуясь местному обычаю, я вошел в сонм здешних богов, возложив на себя двойную корону фараонов. Ариасп, Египет можно завоевать силой оружия, но всякий завоеватель удержит свою власть над Египтом лишь в том случае, если станет восприемником обычаев этого народа. Даже Камбиз понимал это.

— Я согласен с тем, что тебе было просто необходимо пройти весь обряд восхождения на египетский трон, — Ариасп стоял перед Дарием, уперев руки в бока. Так он делал всегда, когда сердился. — Но мне совершенно непонятно, зачем тебе понадобилось идти на поводу у египетских жрецов. Зачем надо было тебе, царю царей, совершать какой-то ритуальный бег вокруг храма Птаха в одной набедренной повязке, когда на это действо глазеют тысячи жителей Мемфиса? К чему были все эти жертвоприношения быку Апису[121], священному ибису и священному крокодилу[122]? Не понимаю!

В каждом египетском городе имеется свой бог-покровитель и свое священное животное либо птица. Так что же теперь тебе предстоит объехать все города Египта, дабы принести благодарственные жертвы всем богам? Так, что ли, брат?

— Ну, это вовсе не обязательно, — ответил Дарий, подавив зевок. — Так сказал мне Уджагорресент.

— Хвала Уджагорресенту! — Ариасп вскинул руки кверху. — Этот человек скоро станет тенью Дария, его душой[123], его наставником во всех делах, даже в интимных.

— Прекрати, Ариасп, — Дарий нахмурился. — Ты несешь чушь!

— Думаешь, мне не известно, что Уджагорресент ввел в твою спальню дочь Псамметиха? — усмехнулся Ариасп. — И свою племянницу Уджагорресент тоже пристроил к тебе на ложе. Он далеко не промах, этот египетский хитрец.

— Чтобы править Египтом без помех, мало возложить на себя корону фараонов, надо еще породниться со знатными египтянами и с кем-нибудь из бывших властителей Египта, — терпеливо объяснял брату Дарий. — Мне странно, Ариасп, что я должен растолковывать тебе очевидные вещи.

— Я вовсе не против того, чтобы твоей женой стала дочь Псамметиха, — промолвил Ариасп. — Меня беспокоит другое, брат. Вокруг тебя почти одни египтяне. Столоначальником у тебя египтянин, смотритель гарема — египтянин. Врач, массажист, предсказатель, жезлоносец, виночерпий — также все сплошь египтяне. В довершение ко всему Уджагорресент, у которого столько должностей, что мне их просто трудно перечислить, постоянно, везде и всюду, сопровождает тебя. А еще есть Усеркаф, твой главный секретарь. Еще есть Пабес, смотритель царского хозяйства. И этот проныра Ипи, твой казначей. Нам, персам, стало трудно пробиться к своему царю! И обиднее всего, Дарий, то, что египтяне, как видно, милее твоему сердцу, ибо ты стал изучать египетский язык и эти пустомерзкие египетские иероглифы!

— Ты рассуждаешь примитивно, Ариасп, — Дарий поднялся с кресла, его дрему как рукой сняло. — Я тоже не слепой и вижу, как заносчиво держатся перед египтянами мои военачальники. Я замечаю, что кое-кому из персов не нравится, что персидский царь пытается разговаривать по-египетски и даже собирается возводить храм Амону в оазисе Харга.

— Вот уж это совсем бессмысленная затея! — воскликнул Ариасп. — Боги Египта чужие нам!

— Кир Великий никогда не чурался иноземных богов и обычаев, — заметил Дарий. — Более того, по его приказу был восстановлен храм Соломона в Иерусалиме, разрушенный вавилонянами. Кир же запретил своим воинам грабить сокровищницу при храме Аполлона в Бранхидах[124]. И Кир же самолично приносил жертвы вавилонским богам, это известно всем персам. Так почему же ты, брат мой, осуждаешь в моих деяниях то, чего не гнушался даже сам основатель державы Ахеменидов?

Ариасп промолчал: на это ему нечего было возразить. Однако и отступать он был не намерен.

— Если для египтян ты — сын Амона, это в какой-то мере объясняет строительство храма этому богу, — продолжил Ариасп, глядя в глаза Дарию. — Но как объяснить, брат, твой замысел проложить канал из Нила в Аравийское море? Ты послал Аспатина с египетскими землемерами, чтобы они на месте определили объем земляных работ.