Дар шаха

– Да. Но я не видел того, что не совпадало с моей картинкой. Как только Виктор узнал от меня, что газырь у нее, он взломал и ее квартиру, но, конечно, ничего не нашел. А я и тогда подумал на ФБР. Если бы не Денис, он, может, и Катю похитил бы. Но с Денисом даже Виктору не хотелось связываться.

– Денис этот и вправду… Честно, не понимаю, как такая необыкновенная девочка и с таким…

– Мама, пожалуйста, не надо. Я же молчу о твоем Патрике.

– Сравнил! Да таких, как Патрик, еще поискать. Мужественный, стойкий и верный друг.

Я даже не моргнул.

– А потом мы с Катей внезапно улетели в Панаму. А после Панамы я полностью изменил мнение о ней.

У матери прямо глаза загорелись:

– А что произошло в Панаме?

Гордиться той историей мне было нечего, поэтому все позорные подробности я по возможности опустил.

– Я видел, как она боролась за жизнь больного мальчика. Ей было по-настоящему жалко людей. – Небрежной скороговоркой добавил: – И она вытащила меня, когда я провалился в подводную яму.

– Хорошо же ты отблагодарил ее – поволок под пули Виктора! Хотела бы я знать, кто придумал этот ужасный план.

– План придумал я и убедил полицию его принять. Но у нас не было выхода. Судья не давал ордер на арест: Плейст все же был человеком ЦРУ, и все улики против него были косвенными. А ждать, пока следователи накопают достаточно улик для ареста, я не мог. Я боялся, что как только он узнает, что полиция расследует убийство Самиры, он совершит какой-то отчаянный поступок. Мы все могли чувствовать себя в безопасности только после того, как он окажется за решеткой. Поэтому я убедил следователей спровоцировать Виктора на что-нибудь явно незаконное, заставить его совершить на глазах у них какой-то неосторожный поступок, который позволит им арестовать его на месте.

– Например, убийство Кати?

Я закашлялся и тут же заскрипел зубами от боли.

– План состоял не в этом. Я сказал Виктору, что она улетает в Россию, и предложил устроить ловушку. На самом деле ловушка для Кати была ловушкой для Виктора. Но я страшно ошибся: я был уверен, что он продолжит прикидываться специальным агентом ФБР и инсценирует арест Соболевой, чтобы изъять у нее газырь. На кладбище нас всех уже ждали настоящие полицейские, и как только Виктор попытался бы арестовать ее, они с полным правом задержали бы его. Это уголовное преступление – прикидываться федеральным агентом.

– Почему же он не попытался ее арестовать? Почему сразу стрелял?

– Мам, он даже не собирался изображать арест. Наверное, понял, что никто, даже я, и тем более Соболева, не поверит, что агент ФБР осуществляет арест в одиночку, без удостоверения и без униформы. Но если даже ему удалось бы арестовать Екатерину, что делать с ней потом? Но и упустить газырь после стольких усилий и преступлений он уже не мог. Наверное, решил, что это самый подходящий момент закончить игру, – застрелить нас обоих, взять газырь и скрыться в какой-нибудь Панаме. Но я понял это только в последнюю секунду.

Мама помолчала, потом сказала:

– Но если ты не знал, что он будет стрелять, почему тогда вы оба были в бронежилетах?

– На этом полицейские детективы настояли. Сказали, мол, необходимая мера безопасности.

– Повезло вам, что полиция подоспела вовремя. Все могло закончиться еще ужаснее.

Я потер ноющую от прямого попадания грудь:

– Куда еще ужаснее? По-моему, они и так появились слишком поздно.

Она смотрела в окно и играла кольцом, а я пил вино и думал о Кате. Мать перебила мои мысли:

– Саша, как он мог так перемениться? Он же был лучшим другом Артема, он столько лет заботился о тебе!

– Никогда он не был отцу настоящим другом. Всю жизнь он оказывался позади Артема Воронина: он и в США вслед за ним переехал, и в ЦРУ с его помощью завербовался, и даже в Кабул попал только в качестве его помощника. Для такого себялюбивого человека, как фон Плейст, это было непереносимо. Сейчас мне кажется, он и меня хотел отнять у отца. Символически, конечно. Пытался стать тем, кто заменит мне его, лепил меня по собственному образу и подобию.

– Поэтому он в ту ночь не пошел с Темой?

Я не хотел, чтобы она узнала ту историю, боялся, что ей будет слишком больно. Но она настаивала, и я не мог отказаться. Речь шла не только о моем отце, но и о ее муже.

– Он не просто не пошел с ним. Он послал отца в западню, мам. В Кабуле речь шла о больших деньгах. Виктор стал спекулянтом, и отец вышел на его след. Зависть, страх перед разоблачением и алчность – гремучая смесь. Виктор договорился с теми, кому он загонял «стингеры», что они уберут отца. А нас уверил, что отца убили иранцы, чтобы увести подальше от истины.

– Это тебе Петерсон сказал?

Я покачал головой.

– Петерсон этого сам не понял. И я тоже запутался, когда мадам Мехди упомянула, что отца сдал кто-то местный по имени Галиб. Но пока летел назад, у меня было время подумать. Я сложил все, что узнал от разных людей, и наконец увидел настоящую картину.

Я пересказал беседу с Петерсоном, умолчал только о предположении, что отец под пытками выдал «стингеры» людям Хекматияра. Она и без этого плакала все время, пока я говорил.