Дар берегини

Подавали в этот день кашу из толченого ячменя и вареные яйца. Примета есть такая – если съесть в этот день все яйца, что нашлись в хозяйстве, то весь год куры будут нестись лучше. Ели молча, и только когда женщины убрали горшки и накрыли рушником оставшуюся половину каравая, Боголюб снова заговорил с гостем. Стал расспрашивать о делах в Киеве, о боярах. Свен отвечал охотно, скрывая лишь самое главное: то, что Киев ожидает нового князя с севера, Ингера, сына Хрорика, сестрича Ельгова. Об этом Боголюбу незачем знать. Пусть думает, будто Ельг не оставил законных наследников и его наследие только ждет уверенной руки, что сумеет его ухватить.

– А что же тебя отец не женил до этих лет? – спросил Боголюб. – Мужей в славе у вас довольно, неужто ни у кого дочери нет хорошей?

– У варягов нет обычая сынов женить, едва первый ус пробьется. Принято сыну меч вручать, – Свен покосился на собственный меч, чье имя теперь знал, и внутренне содрогнулся от воспоминаний ночи, – и говорить: вот мое наследство тебе, а прочее сам добудешь. Тут, прежде чем женится, надо человеком стать, славу добыть.

Боголюбовы сыновья посматривали на него с непониманием. Какую славу? Зачем? Род бывает «в славе», то есть уважаемый и живущий по заветам дедов. А у человека что за слава? Будь работящ, почитай богов и чуров, слушай совета старых людей – и придет тебе счастье.

– Меч, вижу, есть у тебя, – Боголюб тоже посмотрел на блестящую серебром рукоять. – Не пора ли о жене подумать?

– Уж не будет ли у тебя какого совета для меня? – усмехнулся Свен, понимавший, что неспроста Боголюб завел речь об этом.

– Будет и совет, будет и невеста. Сговоримся с тобой – выдам за тебя дочь. Только и ты уж мне пообещай родственное уважение.

Уважение, которого от Свена ждали, заключалось в снижении дани наполовину. Жениться Свен охотно согласился – заполучить княжескую дочь, пусть даже древлянку, он и взабыль не отказался бы, – а насчет дани начал торговаться. Уговорились, что сперва дань будет снижена на треть, а после того как молодая жена принесет сына – до половины от нынешнего.

– Но ты уж сам рассуди – пока я на отцов стол не сяду, уменьшить дань не в моей власти будет, – сказал Свен напоследок. – Поможешь мне – тем и о себе порадеешь.

– Да я уж порадею! – обрадованный Боголюб даже похлопал его по плечу, будто сына. – С тобой-то мы столкуемся! Вижу, парень ты разумный, уважительный! Теперь-то боги добрым взором глянут на нас!

Свен старался делать вид, что тоже очень доволен, но в душе отчаянно злился. Того коня в корягу, да отчего же нельзя взабыль так сделать, как уговорились? Если бы Боголюб и впрямь помог ему стать князем в Киеве, он бы, пожалуй, и дань уменьшил. Оно того стоит, а свое он в другом месте возьмет. И жениться бы… княжеская дочь – не в поле обсевок. Где ему, сыну рабыни, еще такую дадут?

Но кое-что было в этом уговоре, что делало его невозможным. Пришлось бы отдать этому веселому деду Ельгу. А вместе с ней права на Ельгов стол. Если не сейчас, то для ее будущих сыновей от Боголюба. Делиться же своим возможным наследством, да еще отдать сестру в придачу, Свен никак не хотел.

А еще где-то есть Ингер холмоградский, и пока он жив, все обещания, которые может дать Свен, не стоят лысой драницы[27]. Едва Ингер приедет и заявит свои права, сразу станет ясно, кто в Киеве истинный князь. Ингер едва ли захочет снижать древлянам дань – не для того он сюда через весь белый свет тащится.

Родство с Боголюбом, так или иначе заключенное, немало усилило бы Свена, вздумай он тягаться с Ингером за киевский стол, и это он хорошо понимал. А занять Ельгов стол ему хотелось, и тем сильнее хотелось, чем дольше кияне понапрасну ждали заблудившегося Ингера.

Но стоило углубиться в эти мысли, как под цветами сладких надежд обнаруживалась холодная змея. Чтобы эти надежды стали былью, Свену пришлось бы предать своих – киян, сестру, двоюродного брата, саму память отца. А предателю боги не дадут удачи, подопрись он хоть самим бел-горюч-камнем с острова Буян.

– Ну а как бы мне дочерей твоих повидать? – Не выдавая своих мыслей, Свен с намеком взглянул на Боголюба. – Может, выбрать позволишь, какая мне по нраву придется… Сколько их у тебя? В каких они годах?

– А вот Хвалимир тебе покажет. У меня и дочери, и две внучки уже есть невесты – какая приглянется, ту и бери.

Боголюб сделал знак, и к ним подошел один из младших сыновей – пятый или шестой. Года на два-три моложе Свена, он, судя по мягкой рыжеватой бородке и по узорам тканого пояса, уже относился к женатым молодцам. Парень был довольно красивый: мягкие, пышные русые волосы, продолговатое скуластое лицо с заостренным подбородком, большие голубые глаза. Строгая складка ярких губ придавала ему вид смышленый и решительный. Судя по сходству между ним и той из женщин, что подавала на стол, родился Хвалимир не от Горяни.

– Пойдем, я тебя на игрища отведу, – дружелюбно предложил он. – Покажу тебе, где наши сестры.