Дар берегини

– Вот что я еще подумал, – продолжал он, испытывающее глядя на Боголюба. – Ведь сестра моя – дева молодая. Как лебедь белая, как заря румяная, как солнце сияет, коса золотом горит, взгляд – будто у ясна сокола. А ты… уж больно в почтенных годах. Пристала ли тебе такая невеста?

Боголюб усмехнулся, в глубоко посаженных серых глазах его под густыми бровями явственно мелькнула озорная искра.

– Да кабы мне молодая невеста не пристала, – он в свой черед наклонился через стол к Свену, – не я бы на сем месте сидел, а другой кто. Или вы там не ведаете, каков должен быть князь деревский? Не только такой, кто все поконы знает, но и такой, чтобы в силе был… чьи бы жены чад приносили. Думаешь, я с одной этой старухой так и живу, как сорок лет назад женился? – Он кивнул на Горянь, наблюдавшую за ними от печи. – Нет, у меня и другие имеются. Да что здесь! Как в гощение езжу, и там жен молодых всякий раз имею. В каждой волости, где проезжает, должен князь малинский свою силу явить, затем его и на свадьбы зовут. Ружанка! – вдруг крикнул он, и женщины у печи вздрогнули.

Из-за спины Горяни вышла та румяная молодуха. Вот как ее зовут – Ружанка, отметил про себя Свен. Румянец на ее щеках от хозяйского окрика запылал пожаром. Видно, за то и прозвали[25].

– Сюда поди! – велел Боголюб совсем не тем голосом, каким разговаривал с гостем. – Вот, гляди! – обратился он к Свену, когда молодуха подошла, держа глаза опущенными. – Не старше ведь твоей сестры? Из гощения я ее привез летошный год. На свадьбе увидел – уж больно хороша показалась, жаль стало отроку неразумному отдавать. С собой увез. Она и дитя понесла было… да не доносила, это уж ее бабья оплошка. А мне-то сила не изменила пока.

Теперь, когда ему разрешили (едва не приказали) на нее смотреть, Свен с трудом оторвал взгляд от Ружанки. Пылая румянцем, она не смотрела на мужчин, но сам лоб ее, опущенные глаза, сомкнутые яркие губы выражали упрямый вызов, с которым она ничего не могла поделать.

«Йотуна мать!» – Свену стоило труда не сказать этого вслух. Так это не сноха Боголюбова, а жена! Младшая жена, в подчинении у Горяни. Увезенная со свадьбы… ее собственной свадьбы, надо думать, отнятая у молодого жениха этим старым хреном, который имеет право первым лечь со всякой невестой из подвластных ему краев – он же им вместо пращура всех маличей. Для того он и объезжает свои земли по осени, и в каждой волости первым входит в овин, где на ложе из сорока снопов ждет невеста. Тем самым он наделяет плодородием и всю землю той округи, все ее нивы, луга, леса, людей и скотину. В первенце той молодухи пращур маличей заново родится каждый год, в каждой волости, накрепко сшивая единство рода-племени. Древляне находили сей обычай весьма добрым, но Свен, думая об этом, стиснул зубы, возмущенный так же, как если бы какой-то дед отнял невесту у него самого.

– Ступай, – велел молодухе Боголюб.

Ружана, так и не подняв глаза, развернулась и ушла. Провожая ее взглядом, Свен заметил, как Горянь, когда молодуха проходила мимо нее, пихнула ее в бок. Будто та сама вылезла, без приказа!

Уже иными глазами Свен взглянул на двух других женщин, подававших на стол. Лет, может, тридцати или сорока, одна постарше, другая помоложе, на увядших лицах угадываются следы растворившейся в морщинках красоты. Так это, видно, тоже Боголюбовы младшие жены, взятые лет пятнадцать-двадцать назад. А Горянь, как старшая жена-веденица, управляет ими всеми по праву хозяйки дома и по мере сил наказывает за провинность – что оказались моложе и пригляднее. Ее-то брали не за красоту, а по славе рода. Так куда почетнее, но обидно же…

И Ельга… Юная земля Полянская, золотой перстенек на руке Ельга киевского, должна войти в этот же дом? Раствориться в этом суровом старинном укладе, будто слеза в реке? Да в своем и уме Боголюб, если задумал это?

Но вслух Свен сказал нечто противоположное своим же мыслям.

– Коли так, давай тогда рядиться. – Невольное сомнение в голосе делу не вредило. – Ударим по рукам: я тебе сестру отдаю, лебедь белую, ягодку румяную, а ты мне помогаешь на стол отцов сесть. Коли согласен – нынче же поедем с тобой за невестой.

– Я поеду? – удивился Боголюб, ничего не сказав об условии.

Давненько он ни от кого не слыхал распоряжений и не собирался так просто принимать их от парня, годящегося в сыновья.

– А то как же? – Свен выразительно развел руками. – Иначе как?

– Не ездит у дулебовичей жених по невесту! Приводят ее, а после приносят приданое, что за ней дают…

– Вот за этой, – Свен выразительно указал на Ружану, – ты сам съездил, не погнушался, так неужто моя сестра хуже? В роду нашем, варяжском, жених едет сам за невестой и в ее доме «малый стол» справляет. А потом уж везет к себе, и там играют «большой стол». По иному обычаю, кроме отцова, не отдам мою сестру! Иначе какое мое будет право на его наследок, коли я его обычай с первых же шагов нарушу?

Боголюб призадумался, не будет ли какого урона его чести, если он подчинится чужому обычаю. Но решительный вид молодого варяга говорил, что споры здесь бесполезны.