Дар берегини

Входя в избу, рослому Свену пришлось согнуться почти вдвое под низкой притолокой. Шагнув через порог, он поспешно выпрямился и огляделся. Печь из камня, с черным опаленным устьем, возле нее ни щепки – в летнюю пору в доме не топят. Чуры в «чуровом куту», под вышитым рушником, лавки, укладки, высокие полки с посудой длиной во всю стену. С полатей свешивалось несколько любопытных детских рожиц; встретив взгляд чужака, дети торопливо отползали вглубь. Выметенные плахи пола, вышитые беленые покровцы на укладках, вымытые корыта и ночвы вдоль стены, дежа у печи, накрытая чистым полотном, корчаги и большие горшки под лавками – все чистое, все на своем месте. Чувствуется изрядный достаток и зоркий присмотр. Бросился в глаза кувшин греческой работы на ближнем конце полки – белый с зеленой росписью. Среди туесов и кринок он выделялся красотой и статью, будто лебедь среди неприметных лесных птичек.

Возле печи обнаружились еще несколько женщин: оторванные от своих дел, они стояли, опустив руки и потупив глаза. Войдя, Свен остановился, не зная, стоит ли ему здороваться с ними или лучше их не замечать. Ступив в ворота городца Малина, он очутился в чужом, малоизвестном ему мире. Каждая мелочь здесь имела значение, каждая вещь находилась на своем, раз и навсегда определенном месте, для каждого дела были давно установленные способы решения. Не зная этого уклада, он легко мог совершить промах. Никогда раньше Свен и его товарищи-русы не входили в дома древлян как гости – общение их по большей части шло в киевских погостах.

– Поклон чурам, – Свен поклонился чурову куту, – поклон хозяевам, – второй поклон он отвесил вставшему перед ним Боголюбу, – и третий всем добрым людям!

Ельга перед отъездом пыталась наскоро обучить его правильному поведению, но и она не знала всех тонкостей древлянского обычая. Однако если он и промахнется в чем, то это к лучшему. Как сказал Фарлов, для успеха их дела Свену куда полезнее выглядеть в глазах древлян дурачком, чем слишком умным. «Необучен я дураком-то прикидываться», – сказал ему тогда Свен. Опасность для жизни, которой он подвергался, его скорее бодрила и воодушевляла, чем тревожила, а вот опасность уронить себя была неприятна. – «Не тревожь сердца своего! – Асмунд положил ему руку на плечо. – Прикидываться тебе и не придется!» И, видно, был прав, поскольку Свен уразумел смысл этого утешения лишь тогда, когда Асмунд уже от него отошел.

Руки Боголюб гостю не подал, и Свен не пытался подать ему свою: с какой стороны ни глянь, а они друг другу не ровня. Годами, да и положением, Боголюб Свена превосходил, но тот вовсе не желал признать себя младшим. Ведь он был здесь не за себя, а за всю Русь, все наследие Ельга, а уж та намного выше земли Деревской!

Боголюб вошел вслед за гостем и направился к печи. За хозяином торопливо просеменила та женщина-большуха в высокой намитке; в руках она несла темную от времени деревянную чару с резной утиной головой. С гладких боков чары падали на плахи пола мокрые мутные капли: видно, кого-то спешно сгоняли в погреб за пивом и наливали дрожащими от волнения руками.

– Благо тебе буди под нашим кровом! – произнес Боголюб. – Будь гостем, и да примут тебя чуры наши к печи!

– Боги в дом! – ответил Свен.

Большуха привычным величавым движением, двумя руками держа чару, приподняла ее, предлагая сперва богам, потом подала гостю. Самым заметным на ее лице был нос: украшенный горбинкой, он заметно выдавался вперед, а поджатые узкие губы и скошенный подбородок казались обрывом к пропасти. Серые глаза смотрели на гостя с явным подозрением, и Свен не посмел ей улыбнуться – едва ли выйдет убедительно. Принимая чашу, незаметно подставил под ее дно мизинец – средство отвратить порчу, Ельга научила. Тоже приподнял – он много раз видел, как это делают уважаемые люди на отцовских пирах, – отпил и передал Боголюбу.

– Пью на тебя из полной чары, – князь тоже отпил, – за доброе здоровье, чего себе желаю, того же и тебе!

– Вы меня простите, – покаянно добавил Свен, – я вежеству мало учен. Не обессудьте, если где не как ступлю, не так скажу. Молод еще…

Большуха окинула его насмешливым взглядом – рослый, мощного сложения, с крупными чертами продолговатого лица, Свен из юных отроков вышел лет десять назад. Но Боголюб благосклонно кивнул: уж с ним Свену было не тягаться вежеством и опытом. Он сам был воплощенная мудрость всего рода маличей.

– Пожалуй к нашим чурам, – князь указал на скамью у стола. – Гости в дом – боги в дом, а у нас для гостя всегда доля приготовлена.