Дар берегини

– Уж не древляне ли ворожат? – заметил со вздохом Ивор. – Где враги-то наши? Там, в земле Деревской.

– Из древлян кое-кто и поближе есть, – буркнул Ратислав.

– Это ты о ком? – Ельга повернулась к нему.

– Да хоть невестка твоя! – он упер руки в бока. – Румяная ваша – не древлянка? А бойкая такая – чисто ведьма!

– У вас у самих в дому две древлянки! – с возмущением возразила Ельга. – Хоти твои, полонянки, кто? – Она обернулась к Ингеру. – Боголюбова внучка да Житимирова дочь! Твои жены, брат! Если какая из них сына родит первой, станет матерью первенца и наследника! Да обогнать Прекрасу им было уж нельзя… а теперь опять можно!

Она не хотела возводить напраслину на двух молодых полонянок – винить их у нее не было оснований, но она не могла никому позволить винить жену своего сводного брата.

– Моим наследником будет только сын Прекрасы! – запальчиво возразил Ингер. – Я дал слово! Ей и ее отцу! И я его сдержу! Даже пусть бы пришлось десять лет дожидаться, а те жабы десять чад бы принесли, мой стол получит сын Прекрасы и больше никто!

– Древлян в Киеве нынче сотни, и все нас живьем бы съели, кабы могли! – напомнил Ивор. – Избавляться от них надо, княже. Отослать в греки поскорее, оттуда не достанет ворожба.

Все помолчали. Сильной ворожбе расстояние не помеха, и нужен другой чародей, еще сильнейший, чтобы понять, откуда она тянется и как от нее оградиться.

В тот же день Ружана схватила сына и сбежала в дружинный дом под защиту мужа и его отроков. Две древлянские хоти Ингера никуда сбежать не могли и рыдали целый день, испуганные, что им без вины придется отвечать за смерть княжеского младенца. Горькая вестьуже разнеслась по городу, и Киев примолк в испуге. Если злая ворожба добралась и до княжьей семьи, чего доброго ждать остальным?

Но уже через несколько дней пошли и другие слухи.

– Князь-то молодой в жены русалку взял, – шептали бабы на торгу, на улицах Подола, на причалах. – Слышно, она ловка цветами водяными лечить.

– Видали ее глазищи-то – так и манят, так и чаруют, аж мороз по коже!

– Дети у нее жить не могут – где ж русалке живое родить? Так и будут помирать…

– Обморочила князя, а мы все с нее пропадем…

Прекраса еще не покидала постели, но до Ингера кое-что из этих слухов дошло. Он возмущался и гневался, но бороться со слухами – все равно что сечь мечом ветер.

– Пусть уж Ельгович в Царьград едет, – сказал ему Ивор. – Коли такое дело, я тебя в Киеве с ним не оставлю. За морем он много-то вреда не принесет, а случись тут какое возмущение… пусть едет со своими отроками, а за полгода мы дела поправим.

Ингер понимал правоту кормильца: Свена и его дружину нужно было поскорее убрать из Киева. Смерть младенца нанесла ему сильный удар не только как отцу, но и как правителю. Сын старого Ельга, отличившийся на войне с древлянами, привезший молодую знатную жену (в Киеве о Ружане говорили как о древлянской княгине, возвеличивая ее над никому не известной здесь Горянью) и получивший от нее здорового сына, уж слишком превосходил сейчас в глазах киян чужака, чья жена, будто из воды перевоза вынырнувшая, родила мертвого первенца и сама, по слухам, не совсем принадлежит к миру живых…

Ельга сама отнесла брату важную новость.

– Ты поедешь в Царьград! – крикнула она еще с седла, когда Свен вышел встретить ее. – Ингер велел вписать в грамоту твое имя! Прежде всего прочего начертано – «Свенгельд от Ингера»! И печать золотая будет – все, как отец с греками уложил!

Обрадованный Свен снял ее с коня и слегка подбросил, прежде чем поставить наземь. Ельга взвизгнула и вцепилась в его плечи; вокруг раздавался радостный смех отроков.

– А я как же? – воскликнула Ружана, когда они вошли в дом и поделились с ней. – А мы? – Она качнула на руках младенца. – Мы тоже, что ли, с тобой в Царьград поедем? Я с этой змеищей одна не останусь! Она меня тут без тебя изведет! Сама родить не сумела, а на меня напраслину возводит! Изведет меня и чадо!

– Тихо! – прикрикнул на нее Свен. – Не гоношись. Ельга ведь тоже остается, вдвоем не пропадете.

– Я с княжьего двора уйду, – с печалью сказала Ельга. – Не буду с ними больше жить, не приведет это к добру.

– Ты будешь жить со мной? – Ружана несколько ободрилась, веря, что любимая народом золовка-жрица сумеет ее защитить.

– Нет, я пойду на Девич-гору. Хочешь, и ты живи там со мной, пока Свен не вернется. Там сила рода укроет нас, даже… Даже если Прекраса и правда… русалка, – опасливо закончила Ельга.

Все помолчали, обдумывая эти слова.

– И вот еще, тебе надо знать, – Ельга взглянула на Свена. – У них дитя умерло, однако оно родилось и под порогом отцовой избы погребено. Ты понимаешь, что это значит? Теперь ее дитя – среди наших с тобой чуров. Хоть они и чужаки, а теперь у них есть кровная связь с чурами Ельгова рода, не слабее, чем у нас с стобой, хоть и другая.

Они еще помолчали, потом Свен встал и положил Ельге руку на плечо: