Дар берегини

Маличи смотрели на своего князя как на вернувшегося из Нави. Никто не смел задавать ему вопросов, а тот день, когда он уехал, собираясь привезти знатную молодую жену, вспоминался как бабкино сказание про Дулеба-молодца, услышанное сорок лет назад.

Боголюб и сам старался не вспоминать лето, полное гордых, но обманчивых надежд. А если иной раз вставало в памяти: дева в белом, освещенная множеством факелов среди тьмы, с золотыми искрами в длинной косе, с золотой чашей в белых руках, – он прикрывал глаза, будто перед ликом самой Марены. Предчувствия того часа оказались правдивы, и он мог только жалеть, что отбросил их.

Наконец мясо барашка приготовилось, старейшины приступили к трапезе. Перед началом Горянь в особых чашах поднесла долю идолам праматери Малы и сына ее Мала, что стояли перед входом в избу. Едва ли когда за долгую жизнь она угощала прародителей с более сильным чувством благодарности. Руки ее дрожали от волнения, но сердце билось с радостью и надеждой. Она уже было приготовилась к смерти, и вдруг открывшаяся возможность дальнейшей жизни казалась какой-то совершенно новой, неведомой и более счастливой, чем прежняя, жизни, легкой, избавленной от бед прошлого.

Потом Боголюб стал раздавать куски всем присутствующим: сперва киянам, начиная с Ингера, потом своим сородичам. Из женщин в обчине были только Горянь и три младшие жены Боголюба. Собираясь прислуживать за столом, они сняли меховые кожухи, и едва Свен глянул на Ружану… как чуть не подпрыгнул от неожиданности. От увиденного его окатило жаром. Молодая женщина была в тягости, притом живот, уже довольно большой, округлый, выпирал даже под широкой завеской.

С большим трудом Свен сохранил самообладание, но какое-то время таращился на нее, сглатывая. Изумление, разочарование – он сам не знал, что чувствует. Ружана оказалась как будто не той, которую он ждал увидеть. Не гибкая, бойкая, задорная молодка с цветами на очелье, а другая – будущая мать, уже не такая подвижная, отяжелевшая, бледная. Получить такое подтверждения, что женщина, которой он мечтал владеть, принадлежит другому, было все равно что увидеть, как солнце разбивается на куски под чьим-то жестоким ударом и валится в темное море.

«Но как?» – было первое, что Свен подумал, едва улегся первый всплеск изумления. Боголюба же с самых Купалий не было дома! Старик никак не мог сделать это чадо… или ему кто-то подсобил? Кто? Первым на ум пришел Хвалимир. Будучи в Малине, Свен не замечал, чтобы его противник поглядывал на младшую жену отца, но Свен уже привык за каждой древлянской каверзой видеть самого бойкого из Боголюбовых сыновей.

Ружана избегала его взгляда, но и другие женщины на незваных гостей не смотрели и в разговоры не вступали. Лишь однажды она, подходя с кувшином пива, подняла глаза. На похудевшем лице они казались больше и глубже, и взгляд ее ожег Свена тем же пламенем, что и в первый раз. Вблизи он видел, что рука ее с кувшином слегка дрожит, а пополневшая грудь бурно вздымается от взволнованного дыхания.

В мыслях прояснилось. Она носит около полугода – это Свен мог оценить. А значит… это вполне может быть плод того вечера, когда они вдвоем увидели огненный шар… Чем больше Свен об этом думал, следя за Ружаной, которая неспешно ходила вдоль столов, тем прочнее эта мысль утверждалась в сознании. Вместе с тем возвращалась удвоенная радость встречи, вела за собой торжество. Через какое-то время Свен уже едва удерживал смех от мысли, что сумел взять верх над малинским князем еще до того, как борьба пошла в открытую. И с трудом он дождался, когда будут подняты все положенные чары и зайдет нужный разговор.

– Завтра мы тронемся дальше, в Искоростень, – объявил Ингер древлянам. – Утром соберем полон. Пойдете по домам, отцы, готовьте дань. По отроку либо девице с каждого.

– Выберете самых худых – мы сами выберем, какие нам понравятся, – добавил Ивор.

– А чтобы вам не обидно было, то князь ваш первым дань заплатит, – закончил Свен, глядя только на Боголюба, но каким-то неведомым чувством ощущая, где в обчине в это время находится Ружана.

Эту ночь Свен спал так же плохо, как первую, когда прибыл сюда самом конце весны. Несколько раз вставал и выходил проверить дозоры в городце и внизу, в веси. Все было спокойно – не считая того, что мало не из каждой избушки доносился жалобный женский либо девичий плач и причитания, – но он с трудом гнал опасение, как бы в эту ночь судьба его не обманула. Ложась, он опускал ладонь на ножны Друга Воронов и ждал. Здесь, в этом самом гостевом доме, ему почти полгода назад явился Один и растолковал, что за сокровище попало ему в руки. Свен был готов к тому, что Отец Ратей посетит его еще раз, но напрасно. Все нужные советы он уже получил.

⁂

Утром, едва рассвело, гриди велели всем обитателям малинского городца выйти наружу. В каждой семье возле матери обнаруживался избранный несчастливец – парень или девушка, иногда молодая вдова. Каждый нес короб с пожитками; женщины плакали, навек прощаясь с родным домом и волей, хмурые отроки молчали, крепясь.