Дар Астарты

Но это, кажется, была обыкновенная, настоящая галлюцинация. Я вернулся к себе в комнату довольно поздно — я был в театре в тот вечер. Взяв внизу свой ключ, я поднялся на третий этаж, — в этот поздний час лифт уже не работал. Я говорю все это, чтобы знали, что нервы у меня были в порядке, и я все отлично помню и сейчас. Я быстро разделся и лег в постель, погасив свет, и, повернувшись лицом к стене, решил спать. Но сон не приходил. У меня сильно билось сердце. Я начал искать причину волнения, мне стало мерещиться, будто что-то неблагополучно в комнате. Потом я ясно ощутил чье-то присутствие, именно чье-то. Надо посмотреть…

Я повернулся и увидел — силуэт худого, длинного человека, полусидящего в кресле перед письменным столом. Вы подумаете, как я мог увидать его в темноте? Он был какого-то странного фиолетового цвета, вернее, облик его, и только черные пятна обозначали глаза, тонкие губы и нависшие брови. Он был в длинном вестоне с блестящими пуговицами.

С тех пор я прочел немало рассказов о привидениях; большинство описывает привидения с печальными или беспокойными лицами. Бледное лицо моего видения казалось мне, наоборот, холодным, точно застывшим. Я перестал волноваться, увидев его, и не боялся.

«Надо все-таки встать, — подумал я. — Если он исчезнет, как только я подойду к нему, значит, это обыкновенная галлюцинация зрения, объясняющаяся просто утомлением от долгого путешествия. А если он не исчезнет? Что тогда? Может быть, я ненормален?» Я встал и сделал несколько шагов — привидение исчезло.

Я торжествовал: вот что значит быть готовым ко всему и все знать, это ведь только галлюцинация!

Я снова лег… Несколько минут спустя какой-то внутренний голос шепнул мне: «А ведь он опять здесь!» Я зажег электричество и стал читать, но, несмотря на все усилия читать, заинтересоваться книгой, я чувствовал и думал, что только потому не вижу призрака, что он потускнел при свете. Я погасил свет и посмотрел: он сидел на том же месте и в той же позе. И только на рассвете он исчез.

На другой день я всячески старался отвлечь свои мысли от привидения и под конец вечера, когда я был в театре, мне это удалось.

Смотря последний акт пьесы, я ясно ощутил какой-то толчок; промелькнула мысль: «У тебя сидит кто-то в комнате».

Я взволновался и помчался домой.

Я не ошибся: тень, видение, призрак, галлюцинация, называйте его как хотите, но он сидел на стуле и, как только я подошел к нему — закачался и исчез; как только я лег, он снова появился и просидел, как и накануне, еще несколько часов.

Я решил спросить счет и на другой день оставить эту гостиницу. Утром я пил чай в столовой: когда я собрался уже уходить, кто-то сел подле меня. Я чуть не закричал! Призрак, призрак, преследовавший меня две ночи кряду — был передо мной. Я узнал его и даже его костюм. Я удивился, но и как-то странно обрадовался.

«Необычайно, — подумал я, — чтобы привидения завтракали! Неслыханная вещь!..»

Привидение спросило себе два яйца всмятку и кофе со сливками. Я узнал, как его зовут: Карл Эбстейн из Вены, известный антикварий и коллекционер картин. Он занимал комнату в одном этаже со мной.

Между тем, все это становилось загадочным.

— Ведь только тени умерших имеют право тревожить живых, а он, кажется, даже и не умирающий. Спросить разве у него самого, в чем дело?

Но вдруг меня осенила другая мысль: «Не смейся — этот человек явился тебе, потому что он скоро умрет».

И весь день мысль о его смерти не покидала меня; мне казалось, что я должен предостеречь его, но ведь он примет меня за сумасшедшего?!

Я жаждал увидеть его еще раз. И он пришел. На этот раз я особенно отчетливо рассмотрел его, и фиолетовый свет был ярче прежнего. Он сидел за моим столом, а на столе лежала маленькая овальная коробочка, такая же призрачная, как он сам, но блестевшая необычайно. Это была старинная, филигранной работы бонбоньерка.

На крышке ее была нарисована толпа крошечных людей, окружавших странствующего лекаря и его повозку. Краски были пестрые, но и ласкающие взор, и я невольно подумал о таланте художника, сделавшего эту миниатюру.

Я все же сознавал, что это галлюцинация, иначе я бы, наверное, подошел и рассмотрел бы вещицу ближе.

…Но вот произошло нечто, заставившее меня привскочить на кровати, я испугался… Я говорил уже, что черты лица моего призрака были неподвижны, застыли, точно на портрете, а теперь они как-то конвульсивно сжались, точно от боли; он открыл рот, поднял руки и упал.

«Кончено все, он умер; он умирает сейчас, его убивают», — подумал я.

Я открыл дверь и в одной рубашке побежал по коридору. Никого и ничего. Все двери закрыты, тихо. Невозмутимо горит электричество, а сквозь окно заглядывает луна. Ни звука…

С этой минуты видение исчезло из моей комнаты. Почему? Меня терзал этот вопрос до утра, а около двенадцати часов дня горничная, не получая ответа из комнаты Эбстейна, подняла тревогу, — взломали замок: на ковре, с окровавленным черепом, лежал Карл Эбстейн. Кто был его убийца? Этого до сих пор не узнали. Почему его убили — это умерло с ним.