На ночь мы вернулись в Себрейль. Щедро наградив Перрена за его помощь, я подал жалобу мэру. Подняли на ноги полицию, жандармов, обыскали всю окрестность, но, к сожалению, без результата. На другой день мы вернулись в Париж…
Прошло много времени. Гюи почти забыл свое ужасное приключение. Голос его по-прежнему звучит весело, взгляд больших глаз полон жизни. Но губы его с трудом раздвигаются в улыбку, и материнские поцелуи не возвратили еще ни тепла, ни ласки его мертвенно-бледному лицу…
Шарль Фолей
ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ
Я до сих пор не могу понять того порыва безумия, который прошел над старым замком в Бретани, где мы проводили весну вместе с моей племянницей Люсьеной. Вот уже восемь дней, как все это кончилось, а между тем, я все еще ловлю себя на вопросе: не было ли это сном?! До такой степени вся фантастичность этого мрачного приключения усиливалась странными обстоятельствами, сопровождавшими его. Суди сам: я посылаю тебе заметки, которые я вел тогда ежедневно.
Тяжелые, тепловатые водяные испарения, направляясь к морю, проносятся над долиной, тянутся вдоль мутной реки и мрачной пеленой окутывают соседние холмы, покрытые оголенным дроком и пожелтевшим вереском. Никогда еще местность эта не казалась мне такой пустынной и дикой. Сердце у нас сжимается от какой-то неопределенной тоски.
Ему никогда не приходилось наблюдать подобного случая.
Вот подробности, приведенные им.
Люди всякого возраста, при всевозможных обстоятельствах, в поле, на улице, в постели или за столом покрываются испариной, за которой следует озноб и рвота. Затем появляется головокружение и бред, при котором человек, с растерянным взором, в беспамятстве произносит бессвязные речи голосом, прерывающимся от скрежетания зубов. В этом первоначальном периоде, лицо делается багрово-красным; жажда до такой степени сильна, что язык, покрытый белым налетом, высовывается между пересохшими губами. Затем лицо бледнеет, взор мутнеет и потухает. Еще несколько конвульсивных вздрагиваний, несколько нервных подергиваний и человек не в состоянии двигаться. Он ничего не слышит и не воспринимает, шатается и весь охвачен каким-то бесчувственным оцепенением. Черты лица принимают выражение мрачного отчаяния. Кожа вспухает и покрывается синевато-багровыми пятнами. Глаза остаются открытыми и пристально устремленными, точно в какой-то подавляющей дремоте, которая через несколько часов переходит в вечный сон. Пятна на теле становятся совсем черными.
После рассказа доктора я гляжу на Люсьену: она смертельно бледна. Она нервно задает вопрос:
— И вы думаете, что один человек может распространить болезнь?
— Такие случаи наблюдались.
— А какие же средства против этой болезни, доктор?
— Раньше, чем принять средство, надо сначала изучить болезнь. Одебер говорит, что против черной смерти он с успехом предписывал употребление гашиша.
Доктор встает, прибавляя:
— А пока самое лучшее — это не ходить на ту сторону реки!
— Та, которая разносит чуму, — заявляет он серьезно, — это действительно женщина в черном: у нее черное платье, черная соломенная шляпа и черная накидка. Она высадилась с английского парохода в Бресте и с тех пор бродит одна по деревням и полям, бросая повсюду заразу. Она блуждает по пустынным местностям, чтобы заразить их; она всходит на вершины холмов, развертывает свою накидку и встряхивает ее по ветру, чтобы распространить заразу и рассеять семена смерти по всей стране.
Я пытался высмеять легковерие крестьянина; Люсьена поспешно вышла.