Читаем Данные достоверны полностью

Армия Крайова вела настойчивую агитацию и пропаганду, играя на чувствах национальной гордости польского народа, используя недоверие определенных слоев населения к Советскому Союзу, и, хотя отряды Армии Крайовой были малочисленны, некоторые жители хуторов, деревень и сел значились в ее списках, знали уже, к какому отряду они приписаны, кто их командир и т. д.

Армия Людова, пользовавшаяся симпатиями и поддержкой подавляющего большинства рабочих и крестьян Польши, тоже создавала свои подпольные организации, но в отличие от Армии Крайовой она уже имела весной сорок четвертого года крупные силы, активно боровшиеся с немецким фашизмом.

Вот, приблизительно, и все, что знал штаб нашего отряда, перешедшего Западный Буг.

Естественно, нам хотелось знать больше.

Поэтому первый вечер, вернее, почти всю первую ночь в Лейно мы, командиры, не спали.

Михаил Гора, Федор Степь, Хаджи Бритаев один за другим доложили о проделанной работе, о своих трудностях, уточнили обстановку.

— Если говорить об аковцах, — сказал Михаил Гора, — то самое большое влияние у них вот здесь и здесь...

Загорелой рукой он показал на карте районы Демблина, Лукова и частично район Хелма.

— Здесь находятся и подразделения той самой двадцать седьмой дивизии, о которой я сообщал. Вот так, примерно... От базы Каплуна, вдоль западного берега Буга и сюда, к Демблину, под Варшаву. Здоровенным глаголем вытянуты... Так что районы Гарволнна, Желехува, Седлеца, Бялой Подляски и местность возле самой Варшавы мы прямо называем аковскими.

— Как они держатся, аковцы?

— Силенки у них нет, товарищ майор, а то ясно, как держались бы. Ну, а силенки нет, так и не пикнешь. Увидите здесь двух «деятелей» аковских: Ведуту и Храматинского. Все улыбаются, зубы белые показывают... А ночами, бывает, наших кто-то обстреливает. Вот так.

— Постой, Михаил. Говоришь о влиянии аковцев, и тут же: нет силенки... Как это понимать?

— Влияют они в том смысле, что агитацию разводят. И подполье у них имеется.

[263]

— Вот так понятнее. Дальше. Действует их агитация? Были акты враждебности со стороны населения?

— Нет, товарищ майор! Наоборот! Да вот хотя бы взять случай в Ново-Орехове... Еще в феврале было. Прибрел я туда с пятью разведчиками. Усталые, голодные. Зашли в одну из хат, только завтракать сели — вдруг вбегает хозяйка: — Немцы! Полиция! — Хозяин показывает на чердак: скорее, мол... Ну, деваться некуда. Залезли на чердак пылью дышать. Выглядываю осторожно из окошечка: мать родная! Машин двадцать понаехало! Увяли мои ребята. Да и я, признаться, думал, что пришел конец. Нас же вся деревня видела. Все знали, куда мы вошли... Приказал приготовить оружие, в гранаты запалы вставить: погибать, так с музыкой!.. Только зря мы беспокоились, товарищ майор! Хотя вся деревня про нас знала, но не нашлось человека, кто бы советских партизан фашистам выдал!

— Это хорошо.

— Вообще, дорогой, — вступил в беседу Хаджи, — народ очень приветливый. Как братьев встречают. Очень приветливый! Славянский народ! Сколько бы мы ни шли — везде как родных угощают, ничего не жалеют!

— Да и мы видели уже: радуются советским партизанам... Расскажите-ка про Армию Людову. Есть ее части здесь?

— А как же! — воскликнул Гора. — Тут, на Люблинщине, у них товарищ Метек верховодит. По-польски, он комендант АЛ на территории Люблинского воеводства. Полковник по чину. Я его просил приехать. Мировой парень! Коммунист.

— Где его отряды?

— Точнее — отряд, товарищ майор. Вот здесь, под Парчевом. Ну, а подпольщики — по всей Любинщине, как полагается... Между прочим, хозяин нашего дома, Николай, тоже старый коммунист. Через него я связь с Метеком и держу.

— Понятно. Как с немецкой администрацией?

— По обычной схеме, — сказал Хаджи. — Все, как у поляков прежде размещалось. Страна разбита на воеводства, воеводства на повяты, повяты на гмины, а в каждой гмине по десятку, по два полицейских постов... И везде сидят сволочи соответствующих рангов. Чем выше, тем сволочнее. Только раньше наверху были свои, польские жандармы, а теперь — немецкие.

[264]

— Чтобы ты поточнее представил, что к чему, — сказал Гора, — считай так: в гмине пять — двадцать пять тысяч жителей. Нечто вроде района, одним словом.

Постепенно я уяснил административную структуру оккупированной Польши, размещение немецких вооруженных сил и немецкой полиции, места базирования различных партизанских отрядов.

— Кстати, о партизанских отрядах, — обернулся я к Горе. — Встречали нас вместе с тобой незнакомые вроде люди... Ты сказал, теперь это наши... А раньше чьи они были?

Гора потер небритую серую щеку:

— Да они и раньше своими, советскими были... Понимаешь, тут по округе немало различных групп и отрядов бродило и бродит. Из окруженцев, из бывших пленных. Прослышали о нашем появлении и потянулись. Каждый день, почитай, кто-нибудь объявляется.

— Из окруженцев ты сказал? Это что же, давно они здесь партизанят?

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии