Данные достоверны

Заря полыхала в полнеба. В черных лужах на шоссе плавали розовые отсветы. И розовели черные, беловатые, серые стволы деревьев в лесочке за шоссе.

До него оставалось метров триста.

Только перебежать сырую луговину с вихрами белесой прошлогодней травы...

Нам не удалось перебежать ее сразу.

Шум автомобильного мотора приближался слишком стремительно. Теперь с юга.

Может, возвращался давешний шофер, заподозрив неладное?

Отряд был уже на другой стороне шоссе.

Мы падали под кучи песка, прижимались к ним, старались слиться с землей.

Грузовик прошел мимо, не снижая скорости.

Все! Не заметили!

Почва на луговине чавкала, словно стонала.

И вот — кусты, обрубки деревьев, пни, редкие, кривые березки.

Про такой лес поляки говорят: «Прошу пана, тут нема лясу, тут едни кшаки...»

То есть тут нет лесу — одни пни.

Но мы были рады и этим пням, этим редким кривым березкам.

Люди ложились под ними кто где успел.

Как-то само собой получилось (привычка брала свое!), что технику все же притащили в самую середину лесочка, а пулеметы выдвинули в сторону шоссе.

Я отдал команду без приказа не стрелять, открывать огонь в самом крайнем случае, если противник пойдет на лесок. Сейчас — не курить, не ходить. Можно только поесть. А спать — по очереди.

Опустился на влажную землю, припал к ней горячим лицом, закрыл глаза.

Все. Проскочили. 

23

В шестом часу вечера солнце повисло над горизонтом красным кругом, вытянулись, сливаясь, синие тени редких кустов и деревьев, запахло сыростью.

[252]

Движение немецких автомашин по шоссе стало редким.

Шесть часов — партизанское время!

В лесочке протекал ручей. Мы умылись, напились. По команде отряд стянулся к западной опушке. За опушкой бугрилась бурая пахота, а за ней колебались мирные синие дымки, тянулась по взгорбку деревня.

Я нашел на карте ее название — Сухава.

До Сухавы напрямик метров пятьсот — шестьсот, пустяк, но свободна деревня или занята немцами?

На разведку отправились Володя Моисеенко, наш врач Виктор Лекомцев, знавший польский язык, и пятеро разведчиков.

Мы внимательно следили за удалявшимися товарищами. Володя имел приказ: в случае обнаружения противником немедленно отходить. Отряд был готов прикрыть разведчиков огнем.

Моисеенко и Лекомцев одолели половину расстояния до Сухавы, когда слева, со стороны Владавы, показались две женщины в белых платочках.

Невидимой нам тропкой они тоже шли в деревню.

Разведчики свернули с пути, направились к женщинам, остановились, о чем-то поговорили с ними. Через несколько минут женщины заспешили к Сухаве, а Моисеенко и его группа остались там, где стояли.

На околице женщины кого-то окликнули, одна сняла платок, обернулась к разведчикам, помахала...

Моисеенко, Лекомцев и четверо бойцов двинулись к Сухаве, а один разведчик побежал к отряду.

Все стало ясно...

Пока мы добрались до деревни, Володя уже разыскал местного солтыса — пожилого мужчину с растерянными глазами.

Виктор Лекомцев перевел солтысу мои слова:

— Советских партизан надо накормить горячей пищей.

— Добже, добже, — кивал солтыс.

— Пока готовится еда — запрячь в брички всех коней, какие есть в деревне, и выстроить брички на улице.

— Добже, — сказал солтыс без прежнего энтузиазма, с покорностью человека, потерявшего веру в справедливость.

— Переведите, что ни коней, ни бричек не возьмем, — сказал я Лекомцеву. — Повозочными поедут хозяева коней.

Лекомцев перевел, и солтыс малость ожил.

[253]

Он забегал по дворам, отдавая распоряжения, и вскоре первые подводы стали выезжать на улицу.

— Товарищ майор, — сказал мне Лекомцев, — надо предупредить бойцов, чтобы много не ели. После голода, знаете...

— Правильно. Немедленно предупредите!

Сам я со штабом и группой охраны пообедал в доме солтыса. Съели по тарелке супа и немного кулеша. Хозяйка предлагала творог и молоко, но мы отказались: доктор был прав — после длительной голодовки нельзя наедаться.

Стали расспрашивать солтыса, где имеются немецкие гарнизоны.

Мигая, он сообщил, что крупные немецкие комендатуры есть в Парчеве, Хелме и Владаве, а по деревням немцы не стоят. Только учредили кое-где постарунки. Полицейские участки, значит...

— И много тут постарунков?

— Не знаю точно, панове. Может, десять, может, больше...

— Сколько полицейских в каждом?

— Да где как... Где по десять, где по двадцать... Воспользовавшись паузой, солтыс кашлянул и неуверенно произнес:

— Товарищ командир... Я должен донести, что в деревне партизаны.

Я удивленно смотрел на него. Впервые встречал солтыса, признающегося, что донесет.

Солтыс, прижимая руки к груди, заговорил торопливо и сбивчиво, мешая русские и польские слова.

Лекомцев перевел его тарабарщину:

— Если немцы узнают, что в деревню заходили партизаны, а им, фашистам, об этом не сообщили — сожгут деревню. Солтыса повесят, а остальных мужчин расстреляют. Таков приказ...