Читаем Данные достоверны полностью

Лишь после того, как над Барановичским аэродромом взорвался и сгорел в воздухе шестой самолет, фашисты всполошились, почуяли, что тут пахнет диверсией.

Иван Жихарь пережил в ту пору немало.

Сообщив, что немцы тщательно обыскивают всех рабочих, усилили охрану аэродрома, отмечают, кто обслуживает ту или иную машину, он, нервничая, сказал даже:

— Теперь концы! Теперь мне уходить надо!

— Не паникуй! — оборвал Голумбиевский. — Я доложу командиру. Без его приказа аэродром не покидать!

Я счел нужным встретиться с Жихарем в лесу возле Кривошина.

Это был молодой, лет семнадцати, паренек, с открытым, приятным лицом. На высокий лоб спускался светлый, словно приклеенный чубчик. Голубые глаза смотрели настороженно, пытливо.

[128]

Прежде всего я поблагодарил Ивана за отличное выполнение партизанских заданий.

Юноша залился краской:

— Как мог, товарищ капитан...

— Ты, я слышал, беспокоишься, полагаешь, надо уйти в лес?

— Больно строго стало, товарищ капитан. Боюсь, пронюхают, гады.

— Не бойся. До сих пор ничего не пронюхали и в дальнейшем не пронюхают, если не допустим ошибок... Взрывы самолетов временно прекрати. Повтори приказ.

— Прекратить взрывы самолетов.

— Так. И помни: ты простой рабочий, политика тебя не интересует, партизан знать не хочешь!.. Поддакивай немцам, если понадобится. Посочувствуй им. Брани нас, сколько хочешь и как хочешь. Понимаешь? Гитлеровцы должны тебе доверять, как прежде!

— Это я понимаю.

— Вот и все. Сведения передавай только через «почтовый ящик». В Кривошин не езди, пока не вызовем.

— Хорошо.

— Может случиться, к тебе обратятся из других партизанских отрядов. В переговоры ни с кем не вступай. Обо всем таком сообщай нам. Но сам от связи с любыми людьми, называющими себя подпольщиками или партизанами, отказывайся. Не слушай их. Уходи, если почувствуешь, что пытаются вызвать на откровенный разговор. Связь держи только с нами. Тогда останешься вне подозрений.

Я говорил спокойно, доверительно, по-товарищески, и это подействовало: Жихарь успокоился.

Он остался на аэродроме в Барановичах, продолжал снабжать нас ценнейшими сведениями, впоследствии совершил еще несколько удачных диверсий, но немцы до последнего дня своего пребывания в городе так и не заподозрили Ивана Жихаря, были убеждены, что этот простоватый парень никакого отношения к партизанам не имел и не имеет.

Так же, как ни разу не заподозрили и двух других товарищей, найденных нашими партизанами на том же аэродроме и дублировавших работу Жихаря.

Кончался октябрь. Опали с деревьев последние листья. Зарядили дожди. Нудные, холодные, беспросветные. Раза

[129]

два были утренники. Посеребренные болота, заиндевевшие леса стояли в хрупких нарядных кольчугах. Начинался дождь, и светлые латы таяли на глазах.

Пятерка Ивана Ивановича Караваева понемногу привыкала к новой деятельности.

Несколько радиограмм из Центра, выражавших партизанам благодарность за ценные данные по Барановичам, за уничтожение немецких самолетов Иваном Жихарем, подняли дух бойцов.

Они осознали, что их работа важна, имеет чрезвычайно большое значение, приковывает к себе внимание самой Москвы!

В отряде Бринского я отчетливее стал понимать причины, по которым партизаны так неохотно шли в группу Караваева, предпочитая уничтожать вражеские эшелоны.

Диверсии на железных дорогах привлекали людей своей действенностью.

Работа же в группе, подобной караваевской, казалась малоэффективной.

Характер разведывательной деятельности, по необходимости скрываемой от посторонних глаз, даже от глаз большей части партизан, как бы предопределял пребывание партизан-разведчиков в тени.

Это тоже смущало товарищей.

Мы сумели по достоинству оценить мудрый совет Патрахальцева и Линькова всячески поощрять разведчиков и убедились, что сам Линьков и Патрахальцев не забывают своих установок: в получаемых нами радиограммах, как правило, содержалась и благодарность разведчикам.

Мы, конечно, не обольщались первыми удачами. Знали — возможности в Барановичах далеко не исчерпаны, намечали целый ряд новых дел.

Несколько удачных нападений на отдельные отряды гитлеровцев, захват документов у убитых солдат и офицеров противника также показывали, что можно действовать гораздо успешнее, чем до сих пор.

* * *

В конце октября Линьков сообщил, что ему разрешен вылет в Москву, и приказал мне вернуться на Булево болото, чтобы договориться о командовании отрядом в его отсутствие, а также о проведении некоторых операций в Микашевичах и Житковичах.

[130]

Я чувствовал, что уходить с озера Выгоновского рано, и послал соответствующие радиограммы и Григорию Матвеевичу, и в Центр.

Линьков вновь потребовал моего возвращения на Червонное озеро, но Центр разрешил задержаться у Бринского, и я провел под Кривошином и Барановичами еще около двадцати дней.

Только в середине ноября, передав руководство барановичской пятеркой Ивану Ивановичу Караваеву, побеседовав в последний раз с людьми, предупредив, чтобы не свертывали работу, но новых людей привлекали только с моего разрешения, я собрался в дорогу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии